…Они быстро, переходя на бег, пересекли радиоактивное пятно, достигли уродливых зарослей, мутировавших настолько, что невозможно было определить вид то ли деревьев, то ли кустарников, на которых бесформенные листья чередовались с хвоей и пахли отчего-то земляникой. Упали на землю, приводя в норму дыхание. Бука чувствовал, как от радиации печет кожу — у него всегда была такая реакция. Приняли еще по капсуле антирада. Маус тут же припал к прицелу, пытаясь понять, нет ли погони. В наступивших сумерках трудно было хоть что-то разобрать. Потому тихо возникшая рядом фигура долго оставалась бы незамеченной, если бы сама не подала голос.

— Бог в помощь, — раздался спокойный, но мощный, хорошо поставленный бас. — Далеко путь держите?

Запоздало похватали оружие, но нужды в этом не было: перед ними стоял рослый человек непривычного для Зоны вида: был он бородат и длинноволос и облачен в длинную черную рясу, подпоясанную армейским ремнем. В крепких руках он сжимал двуствольную «вертикалку». Даже пребывая в более чем мрачном настроении, Бука не смог сдержать улыбки при виде старого друга.

Он узнал Монаха.

Они быстро уходили на север, время от времени резко уходя в сторону в надежде, что это поможет запутать преследователей. Часа через два, измученные непрекращающимся бегством, остановились на привал.

— Здесь и переночуем, — сказал Монах, озираясь, хотя ничего не мог видеть в наступившем мраке. Даже звезд не было видно за черными облаками. Непонятно было, откуда пробивается тот остаточный свет, что подсвечивал контуры человеческих фигур, будто бы вырезанных из черной бумаги.

— Да, это не помешало бы, — устало сказал Антонов. — Ноги просто отваливаются, сил нет.

— Идите сюда, — глухо донеся голос Мауса. — Тут небольшой овраг, можно спрятаться. Только смотрите не свалитесь…

Осторожно, на ощупь, сползли по осыпающемуся краю. Здесь, под прикрытием земляных стен, сталкер включил наконец фонарик, не боясь, что свет заметят со стороны. Свет был тусклый — батарея почти сдохла — но достаточный, чтобы осмотреться и понять, что убежище выбрано удачно. В обычной обстановке тот же Маус поостерегся бы соваться в такое место: в оврагах велик шанс нарваться на аномалию. Но и Бука не ощутил поблизости серьезной опасности, если не считать подозрительной активности где-то метрах в тридцати отсюда. Усталость была сильнее осторожности, и беглецы расположились под нависающим краем оврага, словно в своеобразной беседке: сверху свисали длинные, тонкие, покрытые осыпающейся землей корни, которых не стоило без надобности касаться. Это могли оказаться и «ржавые волосы», и еще какое-нибудь порождение мутагенной среды. Стоило просто расслабиться и отдыхать.

Через несколько минут, несмотря на вялые протесты Мауса, Монах уже развел небольшой костерок, и все невольно потянулись к огню. Оружие было брошено на землю, и только Маус продолжал сидеть в обнимку со своим верным «винторезом».

— Не стоило костер палить, — проворчал сталкер, протягивая к огню ладони. — Огонь не засекут, так на дым потянутся.

— Бог даст, не потянутся, — резонно возразил Монах, подкидывая в огонь сухие ветки.

Был он фигурой колоритной и довольно странной. Монах считал себя своего рода миссионером, пришедшим в зону отчуждения для особого духовного служения. По сути, так оно и было: по его словам, Периметр он перешел с благословения самого Патриарха, и своей целью имел истребление исчадий ада и спасение заблудших душ, стремящихся в это сатанинское место. Под исчадиями он подразумевал мутантов, заблудшими же душами полагал сталкеров. Он последовательно проводил в жизнь официальную позицию РПЦ, полагавшей Зону эдаким филиалом ада на Земле. Соответственно, сталкеры были грешниками, неосознанно стремящимися в этот самый ад, подманенные Сатаной посредством адских диковинок в виде артефактов. Как и полагается грешникам, они были снедаемы низменными страстями — жадностью, корыстолюбием, гневом, гордыней, отчего и стремился их излечить деятельный и убежденный в собственной правоте Монах. Трудно сказать, насколько результативной была его миссия, сколько мутантов он уложил из своего освященного дробовика, а сколько грешников направил на путь истинный. Но как боевая единица он был более чем эффективен, в чем Бука не раз имел возможность убедиться. В бою Монах был надежен, как автомат Калашникова, и не испытывал ни малейших колебаний, чтобы пустить в ход оружие, искренне полагая, что его пальцем на спусковом крючке движет сам Святой дух.

— Полагаю, что ты здесь не случайно оказался, — сказал Маус, с удовольствием подвигаясь еще ближе к огню. — Какой черт занес тебя в эти места?

— Не черт мною движет, а рука Господа, — с неудовольствием сказал Монах. Сломив пополам дробовик, он внимательно осматривал стволы на свет костра. — Конечно, не случайно, ибо все есть промысел Божий. К тому же вся Зона трещит о том, что военные устраивают облаву на некоего нелюдя, объявившегося в районе Агропрома…

— Нелюдя? — тихонько проговорила Ника. Сжала холодную руку Буки. Тот посмотрел на нее, бледно улыбнулся.

— Я-то сразу понял, о ком речь, — продолжил Монах, спокойно глядя на Буку. — Известно мне, что наш общий друг принял муки от этого богомерзкого места, что он, возможно даже, одержим нечистым. Но также мне известно, что дух в нем борется с темной силой, в чем я тоже не раз имел возможность убедиться…

Бука невольно покачал головой: сквозь витиеватую манеру изъясняться с трудом пробивались подробности их совместного с Монахом, Маусом и Антоновым похода к Мареву. Надо же, как это звучит: «дух борется с темной силой»! А все, что тогда было ему, Буке, нужно, — это расправиться с Зоной, которую он полагал виновной во всех своих несчастьях. Так, по сути, и было, так оставалось и теперь. Только стало еще хуже.

А будет и совсем плохо. Скоро. Очень скоро.

Монах продолжал свою неспешную речь, больше напоминавшую проповедь:

— …Он бьется со злом вокруг себя, один — против целого ада. А какие-то сами не очень-то праведные люди записывают его в нелюди и устраивают травлю, как на бездушную тварь. Полагаю это несправедливым и недостойным. Потому я здесь, и с нами — крестная сила!

— Спасибо тебе, Монах. Только ты мне не поможешь, — с тоской сказал Бука. — Мне никто уже не поможет…

— Что ты такое говоришь?! — сердито сказала Ника. — Смотри, сколько у тебя друзей! Мы доставим тебя на Болота, к Доктору, он вылечит тебя — и все будет хорошо. А если надо — все будут за тебя драться, и никакие вояки нас не достанут!

— Я не о том, — вяло отмахнулся Бука. — Вы просто не понимаете…

Он встал и медленно пошел в темноту. Ника вскочила было на ноги, но Монах жестом остановил ее.

— Пусть побудет один. Ему есть, о чем подумать. А я за него помолюсь.

Это только со стороны могло показаться, что он остался один. Он бы многое отдал, чтобы так оно и было. Но эта жуткая, давящая сила не желала оставить его в одиночестве. И с каждым часом ее присутствие ощущалось все сильнее. Теперь он всерьез боялся за своих друзей, которые совершенно искренне полагали, что могут ему помочь. Беда в том, что теперь эта сила внутри него может принять дружескую помощь за вред собственным планам, в которые не входил ни поход на Болота, ни вмешательство Доктора. Бука не желал, чтобы Монаха, Антонова, Мауса, но главное — Нику, постигла участь того так неудачно попавшегося на пути капитана.