— Расслабься, — чуть слышно произнес Тимур, обдавая ее щеку жарким дыханием.

Ирина прерывисто вздохнула, но ничего не ответила, даже не взглянула на него. Тим чувствовал презрение, которое она испытывала к нему, но деваться было некуда: кто-то все равно бы это сделал — или он или Андрей. Пусть лучше Ира ненавидит его, чем он потеряет ее навсегда.

Громов начал неспешные, аккуратные движения внутри нее, с каждым разом проникая все глубже. Внушив себе, что ей непременно должно быть больно и противно, Ира концентрировалась именно на этом и не хотела замечать, что не чувствует ни того, ни другого, лишь невероятно приятные ощущения, сменившие дискомфорт, возникший от резкого проникновения.

Тимур медленно двигался в ней, постепенно наращивая темп. В его руках находилось податливое женское тело, но он не мог в полной мере насладиться им, осознание происходящего тяжким грузом давило на плечи.

Почувствовав, как жесткие волоски на его груди соприкоснулись с ее напряженными сосками, Ира задохнулась от внезапно захлестнувших ее эмоций, и закусила губу, едва сдерживая стон, рвущийся наружу. Пульсация внизу ее живота возрастала, заставляя кровь закипать в жилах. Романова ненавидела себя. Как бы она ни пыталась оставаться холодной и безучастной, тело предавало ее, бурно реагируя на каждое движение насильника, и трепетало в его руках, требуя большего.

Рваные толчки и высокая скорость должны были приблизить Громова к разрядке, он, словно одержимый, жаждал лишь одного — поскорее закончить эту мучительную для обоих пытку. Тим ни на секунду не забывал, для кого это представление, и догадывался, что Бушин ждет от него жести, а значит, женщина под ним должна орать от боли. Прижавшись теснее к Ирине, он наклонился к ее уху.

— Кричи, — прошептал Тимур и уткнулся в ее шею, царапая нежную кожу своей колючей щетиной.

Ира непонимающе хлопала ресницами, пытаясь уловить смысл сказанного. Когда Громов находился в ней, она не могла сконцентрироваться ни на чем, ее захватывали новые, совершенно неведомые ранее, ощущения.

— Ну же, — потребовал он, но, поняв, что Романова ему не поможет, решил действовать самостоятельно.

Одной рукой взяв ее за запястья, второй обхватил ее грудь и, нежно погладив, с силой сжал сосок. Ира закричала от боли и наслаждения одновременно. По позвоночнику будто пробежал электрический ток, посылая импульсы каждой клеточке ее тела. Часто дыша, она посмотрела на Тимура в надежде узнать, чего он хочет, но его лицо было непроницаемым, лишь только плотно сомкнутые губы говорили о высокой степени его напряжения.

— Громче, — скомандовал Громов, продолжая играть с ее соском пальцами. Представив, какой он на вкус, Тим стиснул зубы, чтобы справиться с новой волной возбуждения. Позволив себе небольшую слабость, он принялся нежно массировал затвердевший бугорок, перекатывая его между пальцами, оттягивал и сжимал, затем снова нежно поглаживал, чем приводил Ирину в неописуемый восторг.

Ей нестерпимо хотелось дотронуться до него, ощутить, как стальные мышцы напрягаются под ее руками, осыпать поцелуями гладкую кожу. Отвернувшись к стене, Романова кусала губы, борясь с желанием выгнуться навстречу его ласковым рукам. Чувствуя в себе ритмичные удары, она кричала, но не от боли, а от переполнявших эмоций, окончательно теряя самоконтроль. Тело уже ей не принадлежало, а жило своей жизнью. Ира уже не сопротивлялась, лишь беспомощно сжимала руки в кулаки, тратя последние силы на то, чтобы Тимур не понял, что с ней творится. Этого позора она бы не вынесла.

Громов ощущал приближение долгожданного оргазма, но рой мыслей в голове мешал ему сконцентрироваться на этом. Он старался, насколько позволяла данная ситуация, быть нежным с Ириной и, не забывая о камере наблюдения, хотел выглядеть жестоким для Бушина. И, по его мнению, картинка складывалась как нельзя лучше.

— Вот так, не останавливайся, — просил Тим, нежно покусывая Иру за шею.

Мурашки, словно взбесившись, пробежали по ее коже, и она, зажмурившись, заметалась по кровати. Пожар, вспыхнувший внутри нее, с каждым новым толчком разгорался все сильнее. Не помня себя, Романова отчаянно забилась в руках своего насильника. Неожиданно острое наслаждение полностью дезориентировало ее, не понимая, что происходит, она надрывно закричала и тут же затихла, полностью обессилев. Чувство невесомости и безудержного счастья на миг затмили все остальные эмоции. Такого потрясающего удовольствия Ира не испытывала никогда в своей жизни. Весь мир, в котором она жила до этого момента, взорвался и разлетелся на тысячи осколков. А когда собрался вновь, она осознала, что никогда уже не будет прежней. Что-то неведомое изменилось в ней самой: та Ира умерла, и родилась другая, новая. Эйфория, ненадолго завладевшая ею, постепенно гасла, возвращая Романову в суровую реальность.

Очнувшись, она не сразу сообразила, что произошло, а когда все же осознала, содрогнулась от ужаса. Ирина испытала настоящий шок и омерзение. Ее чувства были непередаваемы, она ощущала себя грязной шлюхой, бесстыдно стонущей под очередным клиентом. С опаской взглянув на Тимура, поняла, что он ничего не заметил или просто не подал виду. Романова боялась увидеть довольную усмешку, но его лицо оставалось суровым и отстраненным. Внутренние переживания разрывали ее на куски, не давая вдохнуть полной грудью. Не сдержав слезы, горячим потоком заструившиеся из глаз, она отвернулась к стене и тихо заскулила.

Громов настолько был погружен в свои переживания, что даже не обратил внимания на слабые сокращения мышц вокруг своего члена и только спустя несколько секунд заметил, что Ира уже не сопротивляется, просто лежит, как кукла, позволяя делать с собой все что угодно. Ему нестерпимо хотелось встряхнуть ее, заставить бороться, но огонек в ее глазах погас. Ирина сдалась, и именно он стал палачом, казнившим ее. То, что не смог сделать Бушин, сделал он — сломил ее гордость и раздавил достоинство. Тим убивал ее собственноручно, каждым последующим толчком внутри нее и ненавидел себя за это.

Тимур хотел ее телом, но мозг отказывался принимать данный факт, притупляя возбуждение. И все же мужская физиология взяла верх. Чувствуя, что скоро мучительная пытка наконец закончится, Громов несколько раз резко вошел в ее лоно и, зарычав, опустился на Иру, накрыв своим телом. Только сейчас он понял, что натворил, гнев и обида рвали его на части.

Долгожданная разрядка не принесла абсолютно никакого удовольствия и наслаждения, наоборот, доставляла, скорее, болезненные ощущения. Напряжение в мышцах не покидало его ни на секунду. Он сжимал Ирину в своих объятиях, стараясь впитать в себя хотя бы половину той боли что она испытала.

— Прости, — прошептал Тим ей на ухо и, едва коснувшись губами щеки, ощутил соленый привкус слез.

Романова, собравшись с силами, повернула голову и посмотрела ему в глаза. Столько боли и отчаяния было в ее взгляде, что Громов невольно содрогнулся. Хотел спасти и собственными руками столкнул в пропасть. Тимур ненавидел себя в этот момент, потому что именно он убил ту маленькую девочку внутри нее, надеявшуюся на чудо. Он готов был реветь, как раненый зверь, и молить о пощаде, стоя на коленях, но ведь не простит.