как? Ежели я с ней развелся, а у нас с ней — корова. За кем корова останется?

Член совета некоторое время молчал, потом сказал:

— Ежели выставишь причину, что жена виновата, то за тобой.

— А насчет новой как? — спросил Андрюшка.

— Насчет какой новой? — крикнул с досадой член совета, махнув рукой на штукатура, который тоже приставал к нему с чем-то. — Говори громче, не слыхать ничего!..

И, сморщившись, вытянул шею вперед к Андрюшке, сидевшему на задней скамье.

— Я говорю, ежели я женюсь и у новой жены корова, чья она будет?

— Общая… покамест вместе живете… и… ну, конечно, муж всему голова.

— А ежели я со старой порешу, с новой повенчаете?

— Мы не венчаем. Венчает поп. Мы только печать приложим.

— Значит, из закона выскочил, а назад уж никак? — спросило сразу несколько голосов.

— Из какого тебе «закону»? — сказал член совета. — Гражданским браком живи.

— Да я гражданским-то, может, каждый божий день живу.

— Живешь, да без печати… И ежели у нее корова есть, ты до нее касаться не имеешь права. Печать сначала приложи. Понял?

— Понял… прямо голову потеряешь, как в лесу, накажи бог.

— Много народу мучается. Третьего дня столяр из слободы со своей старухой разводился, так смотреть жалко было. Вот как жили, ну просто… Сам даже заревел.

— А из-за чего вышло-то?

— Невесту нашел. Две коровы при ней, полушубок, почесть, новый, да ржи пятьдесят пудов.

— Две коровы?..

— Да… Ну, и баба уж очень хороша… толстомордая, здоровая, лешего своротит, мешки пятипудовые таскает. А эта хоть и хорошая была баба, смирная, но много дробней. Он своих две коровы привел да ее две.

— Мать честная…

— А прочно это будет?.. — спросил Андрюшка. — Что?

— Да вот насчет имущества-то?

— А много у тебя за ней?

— За старой?

— Нет, за новой.

— Корова одна, холста пятьдесят аршин, поддевка суконная да сахару фунтов десять.

— Что ж со старой, ай поругались?

— Нет. Дробна очень. Хлебы ставит — мешка не может поднять.

— А, это другое дело.

— Намедни Иван Андронов пришел из солдат, хватился — ни жены, ни коровы, ни полушубка— ничего. Жена замуж за другого вышла и все туда перевезла. Теперь судится. Намедни встретил ее нового мужа. «Отдай. говорит, мне корову с полушубком и черт с тобой совсем». А тот говорит: «А что ж, говорит, я даром, что ли, брал бабу-то твою, она вон даже пахать не может. Бабу бери, если хочешь». Ъш и не отдал ни коровы, ни полушубка. Теперь как суд… Человек прямо готов руки на себя наложить.

— Об чем балакаете? — спросил кузнец, подходя.

— Да так, об коровах.

— Ай дохнут опять?!

— Да нет, какой там дохнут… об разводе.

1921

Итальянская бухгалтерия

Семья из пяти человек уже третий час сидела за заполнением анкеты… Вопросы анкеты были обычные: сколько лет. какого происхождения, чем занимался до Октябрьской революции и т. д.

— Вот чертова работка-то, прямо сил никаких нет, — сказал отец семейства, утерев толстую потную шею. — Пять каких-то паршивых строчек, а потеешь над ними, будто воз везешь.

— На чем остановились? — спросила жена.

— На чем… все на том же, на происхождении. Забыл, что в прошлый раз писал, да и только.

— Может быть, пройдет, не заметят?

— Как же пройдет, когда в одно и то же учреждение; болтает ерунду.

— Кажется, ты писал из духовного, — сказал старший сын.

— Нет, нет, адвокатского, я помню, — сказал младший.

— Такого не бывает. Не лезь, если ничего не понимаешь. Куда животом на стол забрался?..

— Что вы, батюшка, над чем трудитесь? — спросил, входя в комнату, сосед.

— Да вот, все то же…

— Вы уж очень церемонитесь. Тут смелей надо.

— Что значит — смелей? Дело не в смелости, а в том, что я забыл, какого я происхождения по прошлой анкете был. Комбинирую наугад, прямо как в темноте. Напишешь такого происхождения — с профессией как-то не сходится. Три листа испортил. Все хожу, новые листы прошу. Даже неловко.

— На происхождение больше всего обращайте внимание.

— Вот уж скоро три часа, как на него обращаем внимание… В одном листе написал было духовного — боюсь. Потом почетным гражданином себя выставил — тоже этот почет по нынешним временам ни к чему… О господи, когда же это дадут вздохнуть свободно!.. Видите ли, дед мой — благочинный, отец — землевладелец (очень мелкий), сам я — почетный дворянин…

— Потомственный…

— То бишь, потомственный. Стало быть, по правде-то, какого же я происхождения?

— Это все ни к черту не годится, — сказал сосед, наклонившись над столом и нахмурившись. — А тут вот у вас как будто написано на одном листе: сын дворничихи и штукатура.

— Нет, это я так… начерно комбинировал…

— Несколько странная комбинация получилась, — сказал сосед, — почему именно дворничихи и штукатура? Напрашиваются не совсем красивые соображения.

— Да, это верно.

— Ну, пропустите это, а то только хуже голову забивать, — сказала жена.

— Ладно, делать нечего, пропустим. А вот тут того, еще лучше: следующий пункт спрашивает, чем я, видите ли, занимался до Октябрьской революции и чем содействовал ей. Извольте-ка придумать.

— Участвовал в процессиях, — сказал младший сын.

— Э, ерунда, в процессиях всякий осел может участвовать.

— Писал брошюры, — сказал старший.

— А где они?.. Черт ее знает, сначала, знаете ли, смешно было, а теперь не до смеха: завтра последний день подавать, а тут еще ничего нет. Придется и этот пункт пока пропустить. Теперь: имеете ли вы заработок? Ежели написать, что имею, надо написать, сколько получаю. Значит, ахнут налог. Если написать, что вовсе не имею заработка, то является вопрос, откуда берутся средства. Значит, есть капитал, который я скрыл. Вот чертова кабалистика. Итальянская бухгалтерия какая-то.

— Вот что, вы запомните раз навсегда правило: нужно как можно меньше отвечать на вопросы и больше прочеркивать. Держитесь пассивно, но не активно.

— Прекрасно. Но ведь вам предлагают отвечать на вопросы. Вот не угодно ли: какого я происхождения? Это что, активно или пассивно?.. А, Миша пришел, официальное лицо. Помоги, брат, замучили вы нас своими анкетами…

— Что у вас тут? — спросил, входя, полный человеке блузе, подпоясанной узеньким ремешком.

— Да вот очередное удовольствие, ребусы решаем.

Пришедший облокотился тоже на стол, подвинул к себе листы и наморщил лоб. Все смотрели на него с надеждой и ожиданием.

— Что же это у тебя все разное тут? — спросил он, с недоумением взглянув на хозяина.