Подперев голову руками, я еще минуты две сидела, глядя на эти камни, прежде чем решилась прикоснуться хоть к чему-то. И тогда только мне на глаза попался сложенный пополам бумажный лист – записка, прикрепленная к крышке с внутренней стороны.

«Жду на углу Пречистенки и Лопухинского переулка».

Несмотря на столь сухое и лаконичное послание, сердце мое радостно забилось – и тот небрежный кивок на прощание стал понятен. Ильицкий рассчитывал увидеть меня вновь и очень скоро. Тотчас я бросилась приводить себя в порядок, чтобы уже через полчаса шагать по освещенной фонарями Пречистенке. Обратно в дом я рассчитывала войти через черную лестницу, для чего тайком позаимствовала у Аннушки ключ от той двери.

До назначенного места следовало пройти буквально полсотни шагов, и улица даже в этот час была довольно оживлена, чтобы мне чего-то опасаться. Однако я была уверена, что Ильицкий все же не позволит мне идти одной, потому и не удивилась, когда услышала за спиной шаги, а после меня уверенным жестом взяли под локоть.

– Евгений Иванович, все забывала спросить… – сказала я, когда удостоверилась, что это действительно он, – вы, судя по всему, богаты?

– Как вам сказать… – хмыкнул он. Мы в этот момент поравнялись с открытой коляской, и Евгений шагнул к ней, открывая для меня дверцу, – в наследство от дядюшки мне достался особняк на Малой Морской улице, в Петербурге, да и оклад преподавателя Николаевской академии, весьма неплох, должен вам заметить… Однако радовать вас бриллиантами так часто, как хотелось бы, я не смогу. Что касается этого гарнитура, то он фамильный – уже несколько поколений Ильицких дарят его своим невестам в честь помолвки. Я посылал за ним человека в Петербург.

Узнав, что сей гарнитур покупался не специально для меня – я, как ни странно, испытала облегчение. Поскольку тратить на безделушки целое состояние вовсе не казалось мне здравым поступком.

– Только кольцо заказывал специально для тебя, – сказал Евгений тише.

Я, взглянув на свою руку с сияющими на пальце камнями, улыбнулась:

– Кольцо мне понравилось куда больше остального, – негромко ответила я. А потом спросила: – Кстати, куда мы едем?

– А куда бы тебе хотелось? – тоже спросил Ильицкий, как-то странно ухмыльнувшись.

Я несколько смутилась. Стыдно признаться, но я в свои девятнадцать с лишком лет, еще ни разу не была на свиданиях – rendez-vous [66] с Кошкиным в Ботаническом саду, я думаю, не в счет. Так что я весьма смутно представляла, куда люди ездят во время свиданий… Была, правда, одна идея, но я не собиралась ее озвучивать, потому как имелась вероятность, что в этом случае Ильицкий сочтет меня распущенной.

Впрочем, Ильицкий уже передумал давать мне право выбора:

– Хотя, не мучайся, – сказал он, – считай эту поездку еще одним сюрпризом. Готов спорить, тебе понравится больше, чем бриллианты.

– Уверен?

Ильицкий взглянул на меня, должно быть, отмечая игривость моего тона, но сам был предельно серьезен теперь:

– В нашу ловушку в госпитале кое-кто попался.

Вход в госпиталь охраняли двое полицейских, которые, впрочем, без разговоров пропустили Ильицкого внутрь – кажется, сегодня он уже успел здесь побывать, и его узнали. Идти далеко нам не пришлось: за первой же неплотно прикрытой дверью я увидела Кошкина и стоящего у стены Полесова Георгия Павловича.

Прежде, чем я успела шагнуть в кабинет, Ильицкий придержал меня за локоть и приложил палец к губам, давая понять, что мешать им не следует – лучше подождать здесь, у двери, тем более, что и отсюда все было прекрасно видно и слышно. Я молча согласилась.

Выглядел Полесов неважно: съехавший на бок галстук, надорванный ворот сорочки, взъерошенные волосы – кажется, полицейским потребовались усилия, чтобы его задержать. Смотрел он на Степана Егоровича хмуро, с выражением величайшего презрения на лице:

– Объяснитесь! – рявкнул он в сторону Кошкина. Полесов выше задирал голову, но отчего-то выглядел при этом еще более жалко. – Что здесь происходит и по какому праву меня?…

– Не горячитесь так, Георгий Павлович, – невозмутимо оборвал его срывающийся голос Кошкин. – Не кричите и присаживайтесь, я прошу вас.

– Нет, я не сяду!… – снова выкрикнул Полесов, но стоявший подле полицейский, неделикатно надавив ему на плечо, заставил опуститься на стул.

– …присаживайтесь, – продолжил Кошкин, – и лучше вы мне объясните, зачем вы явились сюда.

– Так… навестить Катю, – Полесов изумленно поднял брови, – Катюшу Карасёву, нашу няню. Это какая-то ошибка, верно…

Кошкин на это вдумчиво кивнул.

– Понимаю, – сказал он, – навестить больную это благое дело, но отчего вы пришли в госпиталь в седьмом часу, так поздно. Вы же не думали, что он открыт до этого времени?

Глаза Полесова забегали. Но он быстро нашелся, что ответить:

– Я никак не мог навестить Катюшу раньше, потому как был на службе. Я полагал, что для меня сделают исключение и впустят…

– Не лгите! – холодно, почти не повышая голоса, оборвал его Кошкин. – Вы не были сегодня на службе. Из дома вы сразу поехали к вашей любовнице, госпоже Желтковой, и уже от нее, в одиннадцатом часу послали на службу записку, что больны.

– Вы что… следили за мной? – дрогнувшим голосом уточнил Полесов. – Это низко! Это недостойно! Впрочем, чего еще ждать от полицейской ищейки!

Полесов попытался напустить на себя надменный вид и отвернулся – насколько ему позволил это полицейский.

– Согласен, это низко, – вздохнул Кошкин, как будто даже сожалея, – однако будьте любезны ответить на вопрос: зачем вы приехали в госпиталь? Один и без семейства. – А потом спросил уже совершенно без обиняков: – У вас любовная связь с этой девушкой?

Полесов перевел на него взгляд, в котором застыло выражение ужаса:

– С кем, с Катей?… Да по какому праву? Что вы себе позволяете? Вы хоть соображаете?…

Он начал вставать, но полицейский, держащий его за плечо, рывком усадил обратно на стул.

– Извольте ответить на вопрос, Георгий Павлович, – Кошкин даже голоса не повысил в этот раз.

– Я не стану более с вами разговаривать!

Полесов снова отвернулся. И обещание свое выполнил – ни слова больше он не произнес.

– Хорошо, – говорил, меж тем, Кошкин, – вы отказываетесь признавать, что Катерина Карасёва ваша любовница. Тогда допустим, что эта юная особа лишь няня ваших детей. Я готов даже допустить, что вы действительно не нашли лучшего времени ее навестить, кроме как поздний вечер. Но для чего, объясните мне, вы приехали в госпиталь с револьвером?

Полесов не ответил. Мне лишь видно было из проема двери, как заиграли желваки на его челюстях, но выражения его лица я, к сожалению, не рассмотрела.