Осознав все это, я еще более захотела не отпускать Ильицкого в Березовое. Но после того как я собиралась ехать туда сама… я не могла найти теперь слов, чтобы запретить ему сделать то же самое.

***

Придумала, что можно сделать, я чуть позже. Когда совещание наше окончилось, и Евгений самолично проводил меня до черной лестницы в доме на Пречистенке, я отперла ключом дверь, которой пользовалась лишь прислуга, а после, чуть смущаясь, сказала:

– Полесовы уедут в Березовое завтра и пробудут там до выходных… думаю, один день ничего не решит, и ты сможешь присоединиться к ним чуть позже. Послезавтра утром, к примеру.

С этими словами я вложила ключ в ладонь Ильицкому и заглянула в его глаза – так, чтобы он точно понял, что я зову его завтра ночью не в преферанс играть.

– Но Кошкин будет ждать меня в Березовом завтра…

Я не поняла, дразнит ли меня Евгений, или действительно сомневается. Я даже несколько обиделась, но, решив придерживаться выбранной линии до конца, не выдала этого, а молча положила руки ему на грудь. Нежно, аккуратно и медленно я поправила лацкан его сюртука, после чего снова посмотрела ему в глаза:

– Ну как хочешь.

Повернулась и скрылась за дверью.

Рано утром в день отъезда я разыскала Елену Сергеевну и в категоричной форме заявила ей, что дети никуда не едут.

– Нам необходимо заниматься, – сказала я, – как их гувернантка и учитель, я решительно против этих незапланированных каникул! Дети совершенно не знают грамматики! Сами полюбуйтесь, какие чудовищные ошибки мальчики допустили в диктанте.

Ошибок, к слову, действительно было много, хотя и не больше, чем всегда. Но сегодня ночью, рассуждая, что мне нельзя ехать в Березовое из соображений безопасности, я поняла вдруг, что детям туда нельзя ехать тем более. Да, Сорокин – их дед, и едва ли причинит вред им, но, даже если в их присутствии случится убийство или несчастный случай… словом, нельзя, чтобы они были там. Нужно что угодно сделать, но этого не допустить!

– Но… но Лидочка, дружочек, сжальтесь над детьми, – нерешительно возразила madame Полесова, пролистывая тетрадки, испещренные моими исправлениями, – ошибки действительно ужасные, я согласна, но… они так ждали этой поездки! Только о ней и говорили вчера! – Закрыв тетрадь, она подняла на меня взгляд и твердо, насколько могла, сказала: – Нет, я все же не могу с ними так поступить. Можете обижаться на меня, Лида, но дети поедут с нами в Березовое.

– Что ж, – ответила я спокойно, – я вовсе не собираюсь обижаться, но прошу в таком случае дать мне расчет. Сегодня же.

– Расчет?… – опешила Елена Сергеевна.

Полесова отпустят сегодня. И я знала, что, если не уйду сама, то наверняка он уволит меня в ближайшие дни. Так что едва ли я рисковала, идя на подобный шантаж. Впрочем, оказалось, что Елена Сергеевна настроена куда менее решительно, чем я:

– Лидочка, вы не можете сейчас уйти, – разволновалась она, – m-lle Торшина, вы сказали, сможет приступить к работе только в понедельник…

– Боюсь, при таком подходе к образованию, что проповедуете вы, m-lle Торшина вообще едва ли сможет приступить к работе!

– Ах, не говорите так, Лида… – мученически покачала головой Елена Сергеевна. Потом нахмурилась, сжала губы, будто смирившись, и сказала, – Хорошо. Если вы считаете, что это необходимо… я скажу детям, что вы запретили им ехать.

Разумеется, Елена Сергеевна именно так детям и сказала. Предвидела их реакцию и во всем ссылалась на меня – злую, жестокую и бессердечную самодурку. Однако в последние дни отношения мои с детьми заметно потеплели, видимо поэтому все трое мальчиков тотчас явились ко мне на порог комнаты – в надежде, что я сменю гнев на милость:

– Лидия Гавриловна, ma chère amie [67], душенька, мы обещаем, что все-все выучим! Когда вернемся. Только не запрещайте нам ехать, ну пожа-а-алуйста! Мы же знаем, что на самом деле вы добрая…

Говорил это самый младший из мальчиков, Никки, сделавшийся, кажется, моим любимцем. Он ловил мой взгляд своими ясными, небесно-голубыми глазами, трогательно сводил бровки «домиком» и выглядел при этом столь несчастным, что сердце мое разрывалось при мысли, что я должна буду ему отказать.

Ну как, право, можно отказать такому ангелу? Я уже и забыла, когда в последний раз меня называли ma chère amie и полагали доброй…

– Никки, попытайтесь понять, – опускаясь возле мальчика на колени, попробовала объяснить я, – вам не нужно туда ехать… поверьте, мы и здесь хорошо проведем время.

Но мальчик все еще смотрел на меня доверчиво и ждал совсем других слов.

Однако я больше ничего сказать не успела, потому что в комнату, подобрав юбки, бежала Мари – известие, судя по всему, застало ее позже, чем братьев:

– Как вы можете так с нами поступить?! – сходу воскликнула она, будучи, скорее удивленной, чем негодующей. – Я не собираюсь из-за ваших проклятущих диктантов оставаться здесь и упускать единственный шанс…

– Мальчики, идите! – велела я, перебивая Мари на полуслове и добавляя в голос железных ноток. – Вы никуда не едете, и это окончательное мое решение. А вы, Мари, останьтесь и закройте дверь.

Дети подчинились: двое старших хмурились, а Никки, даже уходя, оборачивался на меня и смотрел с мольбою. Мари же, еще не до конца, видимо, осознав, что поездки действительно не будет, сама поскорее выпроводила братьев и закрыла за ними:

– Я думала, вы готовы помочь мне! – вскричала она в волнении, едва мы остались одни. – Вы ведь одобряли мои попытки произвести на Алекса впечатление. И, мне казалось, вы сами понимаете, что Березовое – это отличное место, чтобы он окончательно забыл о Волошиной! И теперь запрещаете мне ехать?! Я ведь потеряю Алекса!

– Значит, я была неправа, – ответила я хладнокровно, – ежели Алекс хоть немного вами интересуется, то ваше отсутствие в Березовом на это не повлияет.

Я говорила это и сама понимала, что сказанное – чушь. Да, вчера он и правда был впечатлен внешним видом Мари и, возможно, даже осознал, что она может быть вполне благовоспитанной барышней – когда захочет. Но едва ли это подвигнет его тотчас расстаться с невестой.

Зато, если бы эти два дня он провел с Мари, общаясь с нею каждый час, если бы они сумели там поговорить откровенно, объясниться друг с другом… может быть. Это действительно был шанс – едва ли не единственный.

Но я постаралась отогнать эти мысли.

– Мари, вам всего шестнадцать, вполне возможно, что Алекс вовсе не тот, кто вам нужен…

– Это не ваше дело – решать, кто мне нужен, а кто нет! – Вот теперь Мари поняла, что и в самом деле никуда не поедет, и недоумение ее сменилось хорошо знакомой мне враждебностью. Она сжимала кулачки, кричала срывающимся голосом и, похоже, готова была меня растерзать: – Я не собираюсь вас слушаться, я все равно поеду в Березовое!