И только потом, цепляясь за Ромиона, бегу прочь из кабинета.

— Виола! — раздается мне вслед нечеловеческий рев, но я не оглядываюсь. Сколько пыльца обычно действует? Свежая — сутки. Если представить, что Туан как-то подстраховался (хотя полностью подстраховаться тут не получится — противоядий и нейтрализатора от розовой пыльцы нет), то, наверное, двенадцать часов. Мне хватит.

Ромион успевает довести меня до кареты и оседает у нее прямо на плиты двора.

— Молодец, — выдыхает он и начинает блаженно улыбаться, хихикая. Тут же кто-то из стражников, не дожидаясь приказа, подхватывает его на руки и заносит в карету. Потом пытается сделать то же со мной, но я вырываюсь и кричу:

— Ромион! Мне к Дамиану надо! Пожалуйста!

Из последних сил и остатков разума Ромион отдает приказ, и один из гвардейцев подсаживает меня к себе в седло.

— Быстрее! — умоляю я.

Карета трогается с места, и мы тоже скачем — быстрее, гвардеец пускает коня в галоп (что вообще-то запрещено правилами местного дорожного движения).

А вслед нам раздается оглушительный рев, от которого вибрируют плиты двора и весь театр, кажется, содрогается. У меня звенит в ушах, но я цепляюсь за куртку гвардейца.

— Быстрее! Да быстрее же! — Пока я еще не пляшу под дудку кукловода. Другого шанса ведь не будет!

Дождь стегает меня по лицу, и я пытаюсь спрятаться от него, заслониться спиной гвардейца и все прошу:

— Быстрее, быстрее!

Промокшая отяжелевшая накидка давит на плечи — я дергаю завязки, и она шлепается в лужу — прямо перед девочкой-нищенкой, прямо на ее пустую чашку. Девочка, открыв рот, смотрит на сверкающие в свете ближайшего фонаря золотые звенья завязок, на мокрый серебристый мех… Смотрит, не решаясь коснуться.

Гвардеец дергает поводья, конь хрипит, а я истошно кричу:

— Не останавливайтесь! Пожалуйста, только не останавливайтесь!

Надеюсь, девочка догадается продать накидку подороже.

— Быстрее, еще быстрее! — умоляю я, мотаясь, подпрыгивая и кое-как держась за куртку всадника. — Прошу вас, быстрее!

— Загоним коня, госпожа, — огрызается гвардеец. — Пойдете пешком.

Я умолкаю, но сердце все равно бьется как сумасшедшее и екает при каждом резком звуке. Мне все кажется, что за мной летит, ищет меня нечто страшное, огромное и очень опасное. Но пока это только ветер ревет в ушах да стонут деревья — мы уже проезжаем школьную рощу.

Гвардеец знает дорогу — какое счастье! Мне остается только зажмуриться да трястись от страха и холода. Ну, еще молиться, и я истово шепчу: «Все будет хорошо, все будет хорошо!» Мне страшно до чертиков, и я даже не понимаю почему. Какое мне дело — я вообще живу в другом мире! Ну, превратится Дамиан во Властелина, ну, победит Туан, ну…

Все это только слова, но душа уходит в пятки, стоит только о них подумать. Мне не все равно, нет, мне не все равно!

Пусть, пожалуйста, пусть все будет хорошо!

— Мне ждать вас, госпожа? — спрашивает гвардеец, когда мы останавливаемся у крыльца мужского общежития и он помогает мне спешиться. Окна уютно светятся, намекая, что внутри тепло и сухо. Мне хочется кричать, чтобы впустили — не к Дамиану, так хотя бы погреться, но получается только тихий шепот:

— Нет, благодарю.

Даже зубы стучат громче.

Дверь заперта — я колочу кулаками, но все равно получается тихо, будто мышка скребется за панелью. Я все колочу и колочу и вздрагиваю, когда гулкий громкий звук сотрясает дверь: это гвардеец поднялся на крыльцо и качнул то, что я сначала приняла за дверную ручку — дугообразную, скользкую и очень тяжелую. Наверное, это и есть дверной молоточек?..

Дверь наконец открывается — но на пороге стоит фей. Он видит меня, распахивает изумленно глаза, всплескивает всеми своими руками и разражается возмущенным визгом.

Я пытаюсь пролезть между ним и косяком, но ничего не выходит.

— Пусти!

Фей не слышит.

Зато он быстро замолкает, когда его шею колет кончик меча.

Ахнув, я оглядываюсь.

— Приказ Его Величества, — веско бросает гвардеец, убирая меч в ножны. — Велено пропустить.

Фей молча отодвигается, давая мне пройти.

Нужную комнату я нахожу только чудом — в таком, как я сейчас, виде и состоянии мне только стучаться во все встречные двери!..

Зато в эту, нужную, одну-единственную нужную я молочу кулаками со всей силы. С меня на пол стекает вода, с челки капает прямо на глаза, а оттого все вокруг периодически плывет и заволакивается туманом. Я вытираю лицо рукой и стучу, стучу снова.

Из-за угла коридора за мной со странным выражением на лице наблюдает фей.

Соседняя дверь приоткрывается, оттуда высовывается вихрастая рыжая голова и тут же исчезает под шепот: «А ну не смей, это не наше дело!»

А я все стучу. Всхлипываю, дрожу и стучу.

Дверь подается совершенно неожиданно — я содрогаюсь, по инерции поднимаю руку и успеваю отшатнуться.

На пороге возникает Дамиан, в привычно черной рубашке и таких же брюках, идеально чистых и аккуратных. Золотистые волосы у него тоже аккуратно расчесаны и убраны в короткий пышный хвостик. Несмотря на поздний час, Дамиан выглядит великолепно. Аккуратно. И эта вот аккуратность почему-то пугает меня сейчас до крика.

— Что? — мрачно интересуется Дамиан. Потом поднимает голову, встречается со мной взглядом. Кажется, с трудом узнает и тоже отшатывается.

— В-виола? Что случилось? Кто?!

Я врываюсь в комнату мимо него… И с изумлением замираю.

Чисто. Удивительно, ненормально (для Дамиана) чисто. Кто-то даже соскреб с пола все кровавые пятна и счистил-стер магические схемы. И вместо живой шкуры чудовища над кроватью висит лесной пейзаж, обычный, без надгробий и демонов лесной пейзаж. А над ним горит веселенький ночник в виде синей птицы с лампой (то есть хрустальным светящимся шаром) в клюве.

Комната изменилась настолько, что меня невольно посещает мысль: а туда ли я попала?

— Вы промокли, принцесса. — Дамиан закрывает дверь и снимает с кровати зеленый пушистый плед. — Возьмите.

«Принцесса». «Вы». Дуется. Ну, конечно, дуется, после всего, что я ему из-за Туана наговорила. И не только из-за Туана…

Дрожащими руками я кутаюсь в плед, а Дамиан, стоя поодаль, в тени, внимательно смотрит на меня.

— Госпожа, зачем вы приехали?

Я вдыхаю. Смотрю на него. Ловлю абсолютно равнодушный взгляд… на совершенно спокойном лице… Выдыхаю.

И заливаюсь слезами.

Это настолько неожиданно даже для меня, что первое время в голове бьется: «Виола, ты чего?» Но слезы текут, не останавливаются, я дрожу, комкаю в руках несчастный плед, отворачиваюсь к окну, за которым так же тоскливо рыдает дождь…