В результате беспорядков 9 января и последовавших затем забастовок рабочих был поставлен крест на многих военных заказах. Так, например, мощные 122-мм полевые гаубицы образца 1904 г. Путиловский завод планировал сдать в марте-апреле 1905 г., а из-за забастовок и к 1 января 1906 г. не сдал ни одной гаубицы.

Война 1904-1905 гг. стала первой войной за тысячелетнюю историю России, когда значительная часть общества сочувствовала противнику.

Перед войной министр внутренних дел В. К. Плеве говорил: «Нам нужна меленькая победоносная война». И действительно, после нападения японцев повсеместно возникали, как и в предыдущих войнах, патриотические манифестации. 27 января 1904 г. царь записал в дневнике: «В 4 часа был выход в Собор через переполненные залы к молебну. На возвратном пути были оглушительные крики “ура”! Вообще отовсюду трогательные проявления единодушного подъёма духа и негодования против дерзости японцев». Но на сей раз до «единодушного подъёма духа» было далеко.

Узнав о войне, профессор Петербургских высших женских курсов предложил устроить молебны о даровании победы. Курсистки же немедленно созвали сходку, на которой единогласно отказались от участи в молебне. Мало того, несколько курсисток послало поздравительную телеграмму... Микадо.

В Баку армянскими революционерами была брошена бомба в армянское духовенство, служившее молебен о победе русского оружия. Результат: двое убитых и несколько раненых.

Поздравительный адрес японскому императору направила и группа петербургских студентов-путейцев. В конце концов, Министерство внутренних дел России категорически запретило служащим телеграфа принимать приветственные телеграммы в адрес японского правительства, а имена «подписантов» велело сообщать в местные жандармские управления.

В своих донесениях в Департамент полиции руководители жандармских управлений Бессарабской, Витебской и Могилёвской губерний фиксировали «радостное возбуждение» населения в связи с известиями о военных неудачах. В одной из витебских гимназий, когда учитель рассказал о нападении японцев, гимназисты встали с мест и закричали: «Да здравствует Япония!»

В чём же дело? Почему наша левая молодёжь так симпатизировала Японии? Увы, и курсистки, и путейцы знали о Японии не больше чем о папуасах в Новой Гвинеи или готтентотах в Африке, о витебских же гимназистах и горячих кавказцах я вообще не говорю.

Всех их «допёк» самодержавный строй, доведённый неспособным Николаем до абсурда.

Как реагировал Александр Михайлович на «кровавое воскресенье»? В его «Воспоминаниях» об этом нет ни слова. Зато любопытные сведения содержатся в «Воспоминаниях» Ю.С. Карцова, того самого, который лоббировал аферу с каналом Рига — Херсон.

Через три дня после «кровавого воскресенья» действительный статский советник (что соответствовало чину генерал-лейтенанта в армии или вице-адмирала во флоте) Карцов был приглашён Александром Михайловичем к себе во дворец. Там собрались, кроме великого князя, принц П.А. Ольденбургский, адъютант великого князя В.А. Шателен, С.В. Рухлов, бывший товарищ Главноуправляющего торговым мореплаванием, статс-секретарь Государственного совета, М.П. Домерщиков, бывший прокурор Санкт-Петербургского суда, позже он вёл юридические дела великого князя, и некий Белов (инициалы и чин которого установить не удалось). Как видим, все присутствовавшие принадлежали к ближайшему окружению Александра Михайловича.

Собрание открыл Рухлов:

— Господа, нам не надо бояться народного представительства...

Суть длинной и полной недомолвок речи сводилась к тому, что царь после событий 9 января должен издать манифест, который бы вводил «народное представительство» в России. Таким образом, он был первым вариантом Манифеста 17 октября 1905 г.

Все собравшиеся, за исключением Карцова, с энтузиазмом поддержали идею создания манифеста. Принц Ольденбургский хлопал в ладоши, и Александру Михайловичу пришлось далее унять его: «Ну, ладно, Петя, ладно...» Что же касается Карцова, то он писал воспоминания в эмиграции, когда быть левым было немодно, да и небезопасно. Так что и Карцов вряд ли выступил против.

Без всякого сомнения, попытка заставить Николая II издать манифест в январе 1905 г. был личной затеей Александра Михайловича. Но он слишком опередил время, и его затея провалилась. Само по себе совещание по этому вопросу, проведённое в великокняжеском дворце, с юридической стороны являлось заговором, и его участники могли оказаться в Шлиссельбурге, а по условиям военного времени попасть под военно-полевой суд.

Вскоре у «судостроителя» Александра Михайловича появился новый противник — бунтующий рабочий класс, которому плевать было не только на великокняжеские рескрипты, но и на Высочайшие повеления. «9 января» всколыхнуло всю страну. Через три дня около тысячи демонстрантов прорвались на территорию завода «Ланге и сын». По их требованию завод прекратил работы. Люди проникли и на некоторые из строящихся и достраивавшихся кораблей. Вахтенные на «Украине» были не в силах им помешать, и в общей неразберихе корабли, помимо задержки работ, не досчитались и некоторых запасных частей механизмов. Позже следствие не обнаружило похитителей, но под большим подозрением в «покраже» цветного металла оказались сами вахтенные.

В целом демонстрации и забастовки на несколько месяцев задержали ввод в строй эсминцев «Отдельного практического отряда».

Однако нет худа без добра. Революция преподнесла и большой подарок Александру Михайловичу, выбросив из Морского ведомства братца Алексея.

22 ноября 1904 г. разразился грандиозный скандал в Михайловском театре. Публика освистала метрессу генерал-адмирала Балетту. Богато одетые мужчины и женщины кричали: «Вон из театра!», «На тебе кровь наших матросов!» Последнее относилось к дорогому бриллиантовому ожерелью балерины, которое в высшем свете Петербурга прозвали «Тихоокеанский флот».

Накануне падения Порт-Артура, в ночь с 6 на 7 декабря 1904 г., толпа пришла громить Алексеевский дворец — официальную резиденцию Алексея Александровича. Полиция разогнала толпу, и дело ограничилось разбитыми стёклами во дворце.

После Цусимского боя великий князь уже нигде не мог появиться публично, боясь издевательств и оскорблений. Ему в лицо кричали: «Князь Цусимский», не боясь обвинений в оскорблении царской фамилии.

Из дневника царя от 30 мая 1905 г.: «Сегодня после доклада дядя Алексей объявил, что он желает уйти теперь же. Ввиду серьёзности доводов, высказанных им, я согласился. Больно и тяжело за него, бедного! Был занят почти до 4 час. Гулял. Погода стояла отличная. Обедал Петя. Покатались втроём».

2 июня 1905 г. Алексей Александрович был официально уволен от должности Главного начальника флота и Морского ведомства. Одновременно Николай II отправил личное письмо дяде: «...в продолжении 24 лет, Ваше Императорское Высочество посвящали труд развитию наших вооружённых морских сил и подготовке личного состава... Ныне, уступая настойчиво возобновлённой просьбе Вашей, Я согласился уволить Вас от управления флотом и Морским ведомством.