– Вам бы с его высочеством замириться, – высказал свое предположение Штамке. – Не сегодня-завтра, а быть им на престоле. Вот тогда как дело повернется?

– Чему быть, того не миновать, – пожал плечами Бестужев. – Я бы и не против мира меж нами, но больно Петр Федорович сердит на меня за друга своего Фридриха. А мне на старости лет, словно петушку молодому, с места на место скакать несолидно уже. Надеюсь, когда станет он императором российским, то на многое иначе смотреть начнет и мои доводы понятны ему станут.

– Дай-то Бог, – враз поднялись со своих мест Понятовский и Штамке, понимая, что разговор закончен.

– Выходите, как обычно, через сад, – предупредил их Бестужев, лично проводив через смежную с домом оранжерею, откуда узкая тропинка вела к калитке, выходящей в темный переулок.

В третьем часу ночи, когда канцлер крепко спал и в доме были погашены все огни, раздался осторожный стук в дверь. Первым проснулся старый слуга, что обычно ночевал внизу под лестницей. Он долго возился, ища башмаки, раздувал огонь в камине, потом взял стоящий здесь же подсвечник, запалил свечу и, стараясь не стучать по паркету, подошел к двери.

– Кто там есть? – негромко спросил, прикладывая ухо к створкам.

– К его сиятельству. Доложи, что из Нарвы человек прибыл.

– Так их сиятельство спят. Ты уж пожди, мил человек, до утра. Будить не велено, а вот как рассветет, то и милости просим.

– Кого там черт принес? – раздался голос канцлера, который стоял на лестничной площадке в ночной рубахе и накинутом поверх нее халате.

– Говорят, с Нарвы будто бы, – отозвался слуга.

– Впусти. И проводи ко мне наверх, – приказал тот и направился в свой кабинет, позевывая на ходу.

Когда на порог бестужевского кабинета ступил Гаврила Андреевич Кураев, весь забрызганный дорожной грязью, и, щелкнув каблуками, застыл неподвижно, ожидая приказаний, граф искоса оглядел его и, не здороваясь, протянул руку. Кураев вынул из-за пояса перетянутый просмоленной бечевкой пакет с бумагами, сделал несколько шагов и вложил его в руку канцлера. Тот неторопливо достал из ящика стола небольшой нож с перламутровой ручкой и, перерезав шпагат, развернул пакет, достал оттуда пачку сложенных вчетверо листов и разложил перед собой. Потом все так же неторопливо поискал на столе очки в металлической оправе, водрузил их себе на нос и принялся сосредоточенно просматривать исписанные листы.

– Что за ерунду ты мне подсунул? – вдруг раздраженно спросил он, отбросив листы от себя. – Где ты их взял?

– Как и велено было, – отвечал спокойно, с правотой в голосе, Гаврила Андреевич. – У главнокомандующего Апраксина.

– И он самолично вручил тебе эти письма?

– А то как же? Из рук в руки. Правда, вначале подтверждения спрашивал, бумагу, что от вас, а не от кого другого я прислан. Но потом вручил. И все на этом…

– Ничего на словах не сказал? – продолжал выпытывать его Бестужев, пристально смотря поверх очков и чуть придерживая их двумя пальцами, в то время как другой рукой продолжал ворошить лежащие на столе бумаги.

– Никак нет, – твердо глядя в глаза, отвечал Кураев.

– А никому в руки бумаги те от тебя не попадали? – неожиданно спросил канцлер и как-то нехорошо сощурился. – Чего-то ты, братец мой, сегодня не договариваешь. А уж я тебя не один годик знаю. Отвечай все, как есть, и самой малости не пропускай!

Гаврила Андреевич должен был подробно рассказать, что с ним произошло в корчме, где он лишился своей дорожной сумки. И как на другой день с помощью двух молодых людей задержал на выезде из Нарвы человека, похитившего его сумку, и вернул ее обратно вместе с пакетом, полученным от Апраксина.

– Как он прописан в подорожной, говоришь? – наморщив лоб, поинтересовался Бестужев.

– Мандрыкин Егор Лукич, – не задумываясь, отрапортовал Кураев. И тут же добавил: – Пренеприятная бестия, я вам доложу. Но уверяю, что бумаги именно те, – словно оправдываясь, уверил канцлера Кураев, которому на сей раз даже не предложили присесть и он продолжал стоять навытяжку на пороге кабинета.

– Где-то я это прозванье слышал, – словно про себя, проговорил канцлер. – Коммерции советник, говоришь… Знаем мы таких советников… И Шуваловым грозился? Отомстить обещал?..

– Грозился, ваше сиятельство, – откликнулся согласно Кураев.

– Сам-то письма читал? – скривив губы в усмешке, спросил Алексей Петрович и протянул один из листов. – Держи, держи, чтоб знал, зачем ездил. Впредь умнее будешь.

Гаврила Андреевич шагнул вперед, взял протянутый ему лист и пробежал глазами первые строчки. «Свет мой, Степанушка, – значилось там, – сынок наш в полном здравии, но чуть прихворал. Все мы по тебе скучаем и думаем непрестанно. Послала тебе два бочонка с огурчиками и грибками, до которых ты большой охотник. Ждем тебя поскорее домой, а то без тебя пусто в доме…»

– Хватит, давай сюда, – забрал канцлер лист обратно. – Все понял?

– Признаться, нет, – пожал плечами Кураев. – Письмо как письмо. Вы же изволили сказать, что мне их читать ни при каких обстоятельствах не следует… Я и не посмел заглянуть, что там прописано….

– Не посмел! – закричал вдруг с небывалой яростью Бестужев и смел письма со стола на пол, вскочил, затопал ногами. – Липу привез! Понял или нет?! Обвели тебя вокруг пальца, словно мальца безмозглого! Советник тот похитрей тебя оказался, другие письма подсунул, извольте видеть.

– Не может того быть, – не теряя самообладания, отвечал Кураев. Ему и прежде приходилось видеть канцлера в ярости, но подобных слов от него он еще не слышал и был потрясен до глубины души. – Не может быть, – повторил он. – Пакет тот же самый. Я его хорошо запомнил, не извольте сомневаться.

– Да это письма женки нашего фельдмаршала к нему! – не снижая напора, выкрикнул канцлер. – А я тебе какие письма велел доставить?

– О том вы не изволили сообщить.… Откуда мне было знать, что письма не те? Фельдмаршал мог сам перепутать и дать мне не ту связку.

– А говорил, как велено было: «Екатерина»?

– Само собой. Когда его высокоблагородие сомневаться стали, назвал то самое имя. Они тогда и пакет дали.

Бестужев задумался и принялся большими шагами прохаживаться по кабинету, проходя вплотную возле Кураева и словно не замечая его. Вдруг он неожиданно остановился напротив и, резко повернувшись, спросил:

– Точно тот пакет?

– Как Бог свят! Тот пакет.

– Завтра обратно в Нарву поскачешь. Доберешься до Апраксина и выяснишь все.

– Как прикажете, ваше сиятельство, – кивнул головой Кураев. – Чуть посплю и до обеда выеду.

– Постой! – остановил его канцлер, когда тот хотел выйти из кабинета. – Нет нужды сейчас туда ехать.

Кураев молча смотрел на своего начальника, не пытаясь возражать и ожидая, что тот и так все объяснит ему.