Анна чувствовала, как слабеют ее ноги. Хотела встать, но не было сил. Наконец поднялась со стула, тихо проговорила:

— Пусть еще денька три-четыре поживет. На следующей неделе я за ним приду.

От двоюродной сестры Анна ушла словно побитая. По дороге домой наступали минуты, когда в голове бродила мысль: «А что, если броситься под поезд метро?! Сразу все одним мигом кончится... — Но мысль о сыне отгоняла эти страшные думы. — Нет, нет, что я придумала! Он без меня погибнет. Он не перенесет такого горя».

Прошла неделя, а Рем не приходил. Не приходил все эти дни и Толик. Короткие летние ночи Анна проводила в тяжелой бессоннице. Минула еще одна неделя, а Рем все не показывался. Наконец Анна не выдержала и, не дозвонившись Рему на работу, решила подождать его у общежития, которое находилось в гостинице рядом с «Балчугом».

Около часа ходила она взад-вперед по набережной Москвы-реки, не сводя глаз с гостиницы. И наконец дождалась. К подъезду подкатил шустрый «виллис», и из него вышел Рем. Он был не один. С ним вышла миловидная молоденькая блондинка в кофейном пыльнике. Поддерживая девушку под руку, Рем поднялся с ней по ступенькам парадного входа, я они скрылись в вестибюле.

С полчаса простояла Анна у табачного киоска, не сводя глаз с дверей подъезда и с окна комнаты, в которой жил Рем. Вскоре стало темнеть. Над набережной кое-где вспыхнули неяркие огни. Зажглась лампочка и в комнате Рема.

Анна поднялась на мост. С него можно было увидеть всю небольшую, бледно освещенную комнату. Они даже не побеспокоились задернуть шторки! На столе стояла бутылка и еще что-то. Анна замерла у каменного парапета моста, впившись глазами в открытое окно. Стояла до тех пор, пока в комнате не погас свет.

Домой она вернулась в первом часу ночи. Приняла три таблетки люминала и почувствовала, как голова наливается свинцовой тяжестью. Заснула болезненным сном изнуренного человека.

Прошел месяц. Рем по-прежнему не подавал о себе весточки. Не выдержав, Анна позвонила ему на работу. Вот и он, знакомый сочный голос с каким-то мягким, грудным оттенком. Рем холодно поздоровался и извинился, что не может больше разговаривать: его срочно вызывает начальник, и тут же предупредил, чтобы Анна не звонила ему месяц — он уезжает в командировку. Холодное «до свидания» резануло по сердцу, словно ржавым ножом.

Через несколько дней, пытаясь встретить Рема у общежития, Анна снова увидела его с той же молоденькой блондинкой. Как и в первый раз, он подъехал на «виллисе» и элегантным жестом помог своей подруге выйти из машины.

Возвратилась Анна домой поздно. На скамейке во дворе она увидела Толика. Он сидел сиротливо, опустив низко голову, и курил. У ног его валялось множество окурков. Анна подошла к сыну, села рядом и беззвучно заплакала. Рубашка на Толике была грязная — это бросалось в глаза даже при тусклом свете матового фонаря, висевшего под козырьком подъезда. Щеки запали еще сильней, большие отцовские глаза поблескивали голодным светом.

— Ты хочешь есть? — сквозь слезы спросила Анна, гладя голову сына.

— Нет, я сыт, мама. Я... — Он проглотил подкатившийся к горлу клубок и продолжал: — Я пришел... повидаться.

— Давно пришел?

— С восьми часов здесь.

А было уже половина первого ночи. Толик, утомленный ожиданием и уставший после двух смен на заводе, выглядел больным.

— Ты не болен?

— Нет, я здоров.

— А что же ты так плохо выглядишь? Таким ты никогда не был.

— Много работы, приходится стоять по две смены подряд.

— Пойдем домой... — Мать взяла сына за руку, и они молча пошли к подъезду.

Анна сразу поняла, кого искал глазами Толик, переступив порог комнаты. А Толик, не найдя его, с кем боялся встретиться, облегченно вздохнул и сел на диван.

После месячной разлуки это был их первый поздний ужин. Ели молча, изредка тайком посматривая друг на друга. И только перед тем, как лечь спать, Толик спросил:

— А где же Рем Вахтангович?

— В командировке.

— Давно уехал?

Анна замялась:

— Да как тебе сказать... Недели полторы, наверное.

— А куда уехал?

— Куда-то далеко.

Толик поднял на мать тоскующие глаза:

— Я видел его вчера в Сокольниках.

— Он был... с друзьями? — спросила Анна и как-то вся подалась в сторону сына.

— Нет. С ним была молоденькая блондинка в голубом платье.

Чтобы Толик не заметил ее волнения, Анна подошла к окну, долго и бессмысленно смотрела в темноту, потом выключила свет и легла в кровать. Больше ни она, ни сын не проронили ни слова.

Утром Толик поднялся рано. Чтобы не разбудить мать, он тихо оделся и отправился на работу без завтрака. Анна слышала, как сын, оберегая ее сон, еле ступал по паркету, слышала, но не подала вида, лежала неподвижно, затаив дыхание. После его ухода она пыталась встать, но не было сил. Измученная за ночь ревностью — всю ночь в ее глазах стояла молоденькая блондинка в голубом платье, — она ощущала монотонный звон в голове и тошноту. Такое ощущение Анна испытывала несколько раз в детстве после угара, когда бабка рано закрывала в трубе задвижку, чтобы сохранить в печке побольше тепла.

В этот же день она написала Осташевскому большое письмо, в котором просила его прийти. О блондинке не упоминала ни слова. В письме она ставила Рема в известность, что ожидает ребенка: спрашивала что ей делать. В последних строках еще раз умоляла его прийти.

Рем и на этот раз не пришел.

В конце недели Анна получила от него ответ. Дрожащими пальцами разорвала конверт.

«Здравствуй, Анна! Твое письмо получил и был возмущен тем, что ты меня преследуешь. Твое поведение меня выводит из себя. Это поведение несоветского человека. Разве обязан я за то, что мы с тобой несколько раз встретились и вели непродолжительное знакомство, жениться на тебе? Это крайне возмутительно и нахально. А еще ты пишешь, что беременна. Чем ты можешь доказать, что это ребенок от меня? Это настоящий шантаж. Не советую тебе хитрить, шантажировать и плести вокруг меня свои коварные сети. Я человек семейный, у меня на юге есть жена и двое детей, а поэтому все твои старания напрасны. Прошу тебя больше не звонить мне и не беспокоить провокационными письмами. Стыдно этим заниматься в такие тяжелые дни, когда все помыслы и стремления