Как, впрочем, и Николас Эллиотт, который потом до конца дней рассказывал ее благодарным слушателям.

В душе Эллиотт был озабочен возлияниями друга. Он видел, как Эйлин, спиваясь, загнала себя в гроб. Мать Филби, Дора, перед смертью в пятьдесят седьмом году выпивала в день бутылку джина. Эллиотт опасался, что алкоголизм Филби может отразиться на его здоровье и на детях: «Ким не стеснялся напиваться у них на глазах». Филби даже учил своего юного сына Гарри смешивать «убойный мартини».

Филби и Эллиотт усердно искали контактов с американцами, особенно имеющими отношение к разведке, каковых в Бейруте, сделавшемся полем битвы «холодной войны», было хоть отбавляй. После дезертирства Берджесса и Маклина и выдвинутых против Филби обвинений отношения между ЦРУ и МИ-6 стали очень напряженными, но к 1960 году они снова вошли в нормальное русло. Кое у кого в Вашингтоне оставались подозрения насчет Филби: в ФБР, например, Эдгар Гувер и Билл Харви продолжали считать его предателем. В ЦРУ же в целом сходились на том, что если МИ-6 ему доверяет и Гарольд Макмиллан заявил о его невиновности, значит, Филби чист. Энглтон поднялся в ЦРУ на новую вершину. В пятьдесят четвертом его назначили шефом контрразведки, и в этой должности он пробудет два десятилетия. Будучи главным охотником за шпионами в Америке, со временем он «получил признание как ключевая фигура в контрразведке всего антикоммунистического мира». Еще более худой и отстраненный, чем прежде, Энглтон, доверявший единицам и не доверявший всем остальным, вызывал у коллег смешанные чувства благоговения и страха. Впоследствии он утверждал, что «расколол» Филби, однако его действия это опровергают. По свидетельству одного историка, у Кима время от времени происходили дружеские контакты с Энглтоном, и он «использовал эти возможности, чтобы заверить своего американского приятеля в своей невиновности». Если бы ЦРУ подозревало, что Филби является советским шпионом, то оперативники Энглтона в Бейруте получили бы инструкции его избегать, установить за ним наблюдение и даже поймать его, представься такой случай. Вместо этого Филби свободно общался с массой американских агентов.

Едва ли не самым ярким среди них был Уилбур Крейн Ивленд, громогласный ветеран разведки с Западного побережья, привыкший с утра одеваться строго. Он приехал в Бейрут примерно в одно время с Филби в качестве спецагента шефа ЦРУ Аллена Даллеса. Работая независимо от местного разведывательного отдела, Ивленд, похоже, исполнял роль казначея при антикоммунистах на Ближнем Востоке: финансировал усилия ЦРУ по свержению просоветского правительства Сирии, оказывал поддержку саудовской династии в Эр-Рияде и прозападному президенту Ливана Камиллу Хамуну. «Он регулярно посещал президентский дворец с атташе-кейсом, набитым ливанскими фунтами, — говорит Ричард Бистон, — и возвращался за полночь в американское посольство, чтобы вновь пополнить „смазочный фонд“». Ивленд познакомился с Филби через Брюэров (Ивленд и Элеанор были оба из Спокейна в штате Вашингтон), и они сразу подружились. Он знал о том, что Филби связан с британской разведкой, и полагал, что «грех не использовать такие мозги», с чем последний был полностью согласен. Позже Элеанор, отвечая на вопросы ЦРУ, вспомнила, как ее муж однажды заметил, что «ему достаточно провести один вечер с Биллом Ивлендом в Бейруте, чтобы еще до окончания застолья знать все про его операции».

Такие же дружеские отношения завязал Филби с Эдгаром Эпплуайтом, сметливым, стильно одетым выпускником Йеля, который стал шефом ливанского отделения ЦРУ в 1958 году. Эпплуайт знал о прошлых подозрениях в отношении Филби, но тем не менее искал его дружбы, сначала осторожно, а затем совершенно искренне. Американец пришел к выводу, что Филби «слишком умен, чтобы сделаться адептом такого доктринерского учения, как марксизм», а кроме того, англофил Эпплуайт «любил с ним поговорить об арабских проблемах» и вообще получал удовольствие от компании эрудита-англичанина. Если на то пошло, в кругу американской разведки к Филби относились лучше, чем в британском: этот обаятельный, щедрый англичанин вызывал у них доверие, он был из тех, кто помог Америке победить во Второй мировой, а сейчас помогал выиграть «холодную войну». «Филби был дружен со всеми янки в Бейруте, — позже отмечал Джордж Янг. — Многие из них болтали лишку. Он умел разговорить человека».

Один особенно разговорчивый американец был сразу вовлечен в круг Филби — Эллиотта. Майлз Копленд-младший, в прошлом джазовый музыкант из южной глубинки, характерно растягивавший слова, военный шпион, агент ЦРУ, ныне занимался общественными связями и курировал агентурную сеть. Сын врача из Бирмингема, штат Алабама, Копленд в юности поигрывал в плавучих казино, после чего круто поменял судьбу и поступил в Университет Алабамы, чтобы изучать высшую математику. Талантливый трубач, он играл на радио в негритянском (если не считать его самого) джаз-банде, а в конце концов оказался в оркестре Гленна Миллера. Копленд вступил в СРС вскоре после Пирл-Харбора и отправился в Лондон вместе с другими молодыми американцами, жаждущими познать правила шпионской игры. Там он близко подружился с Джеймсом Энглтоном (который отказал ему недвижимость в своем завещании) и со временем стал одним из самых эффективных — и неоднозначных — оперативников в ЦРУ: он помогал организовать переворот, чтобы скинуть демократически избранного премьер-министра Ирана в 1953 году, и пытался увести своего друга египетского полковника Нассера из-под влияния Москвы. Копленд разделял взгляды Энглтона на роль Америки в мире, полагая, что ЦРУ вправе и должно рулить политическими и экономическими событиями на Ближнем Востоке: «Соединенные Штаты стояли перед необходимостью определить свои позиции по трем вопросам, лежавшим в основе американских интересов в регионе: советская угроза, рождение государства Израиль и нефть». В пятьдесят шестом он жил в Бейруте, будучи партнером фирмы «Копленд и Эйчелбергер», занимавшейся промышленным консультированием и пиаром, и, хотя официально в ЦРУ не работал, внимательно следил за его деятельностью и имел доступ ко всем каблограммам, ежедневно проходившим через офис Эпплуайта. Так что Копленд не только не прятал свои связи в разведке, но выставлял их напоказ как неотъемлемую часть своего бизнеса.

Копленд «узнал и полюбил» Филби еще в сорок четвертом, когда он вместе с Энглтоном изучал искусство контршпионажа под руководством Филби на Райдер-стрит в Лондоне. В Бейруте их дружба возобновилась, и позже Копленд говорил, что он знал Филби «лучше всех, за исключением, может быть, двух или трех офицеров британской разведки». Эллиотту нравился пиратствующий Копленд, «забавный и в высшей степени интеллектуальный экстраверт, яркий, искрометный человек и друг». Три семьи составили неразрывный треугольник: Элеанор Филби, Элизабет Эллиотт и Лоррейн Копленд, прямодушная шотландская жена Майлза, изучавшая археологию в Американском университете в Бейруте и занимавшаяся раскопками. Их мужья плели интриги за выпивкой, а дети вместе играли в теннис, плавали и катались на лыжах. Копленды жили в большом доме на холме (местные ливанцы с обескураживающей прямотой называли его «дом ЦРУ»), заполненном друзьями и собственными детьми, один из которых, Стюарт, позже станет барабанщиком в группе «Полиция». По воспоминаниям Бистона, Копленд был душой компании: «Радушный, остроумный, ни в чем не знающий меры, он не относился к себе слишком серьезно и крайне непочтительно отзывался о профессии разведчика». Он так же был, по оценке Эллиотта, «одним из самых неосмотрительных людей, которых я встречал», чем еще больше притягивал к себе Эллиотта и Филби, по разным причинам.