Она подняла заплаканное лицо.

— Я не сказала тебе самого главного. Они больше двух метров ростом.

Ну, тоже мне новость. Понятно, что не карлики…

— Я никогда раньше не представляла себе, что это такое, когда смотришь на людей снизу вверх, задрав голову… Ты мне веришь?

Я вздохнул. Конечно, я ей верил. В ее рассказе не было ничего невероятного. Я осторожно взял ее за руку, но она все равно вздрогнула.

— Ничего не бойся. Пойдем. — Ее затрясло. — Где, ты сказала, они встречают тебя? На пустыре за домом? Уже темнеет, как раз самое время. — Ее колотило все сильнее.

— Не пойду! — истерично закричала она, вырывая руку.

Я дал ей сильную пощечину, чтобы пришла в себя, потом прижал к груди и поцеловал в голову, успокаивающе поглаживая ее мягкие блестящие волосы.

— Я помогу тебе, глупенькая, — твердым голосом, так, чтобы она сразу поняла, что это правда, сказал я. — Кто еще тебе поможет, если не я?

Мне просто не терпелось с ними встретиться.

— Что вы делаете в грязной зоне, уроды? — спросил я.

В их глазах мелькнул ужас. Первый выстрелил почти мгновенно, но я опередил его, ведь я был настороже, а они нет. Второй заскулил, завертелся на месте, будто земля у него под ногами горела. Я не пожалел его, хотя он просил и умолял. Это было легко, потому что я все время помнил, что они делали с Вик.

Когда от них остались на земле лишь две маслянистые лужи, я подозвал ее.

— Видишь? Больше они тебя не тронут. Никогда. Плюнь на их поганые останки.

Она с яростью плюнула, я обнял ее.

— Пойдем, я отвезу тебя домой.

Мы приехали в мою больницу. Была уже ночь, но главный ждал на крыльце.

— Мы не встречались с вами раньше? — нерешительно спросила она у него, прижимаясь ко мне.

— Мягкая поддерживающая терапия, Влад. По четвертой схеме.

— Без атроффиксов?

— Думаю, да.

— А вдруг у нее начнется возврат? Не лучше ли стереть эти воспоминания вообще?

Я пристально взглянул на него.

— Она тебе понравилась, старик?

— Да ну тебя!

— Мне нужна твоя помощь, Влад. Одному мне там не справиться.

— Когда? — хрипло спросил он.

— Чем скорее, тем лучше.

— Случай со скотиной в фермерском хозяйстве?

— Нет. К сожалению, больше они там не появились, только зря потерял время. Будто кто-то спугнул их… Помнишь, мы летали в горы? Так вот, такая же база, только гораздо мощнее, на Кавказе. Там штук семьдесят модулей, не меньше. План я продумал до тонкостей. Пойдет Слава и, наверное, Глеб, если свободен.

— Так когда?

— Ты уверен, что справишься? Нам нельзя ошибаться. — Однажды Влад уже подвел меня, мы с ним чуть не погибли.

— Я в порядке.

— Ну и отлично. Что там за новая вакцина?

— Менингит бушует. Министерство потребовало стопроцентной вакцинации.

— Не затемпературю?

— Да нет. Я вчера сделал себе. Давай подставляй задницу.

Он набрал шприц и поставил мне довольно болезненный укол.

— Ого!

— Потерпи. Приляг на кушетку, сейчас голова немного будет кружиться, но через пять минут все пройдет.

В кабинете стало душновато.

— Открой окно, — сказал я. — Что-то мне жарко…

Он распахнул створки. Летняя ночь… только что прошедший теплый дождь… И этот сладкий запах отцветающей сирени кружит голову…

— Почему ты молчишь? — спросил я. Влад стоял у окна и не оборачивался. — Пора собираться.

— Ты же только что был в отпуске за свой счет… — глухо заметил он.

— А у меня бабушка заболела! — весело сказал я и тут почувствовал, что мышцы рук и ног у меня совершенно одеревенели. Я попробовал поднять руку и не смог. В голове шумело, перед глазами все плыло.

— Никуда мы больше не пойдем, Сергей. Конец. Я больше не могу, — с отвращением выговорил он. — Это все мне надоело хуже горькой редьки.

— Тебя никто не просил, ты вызвался сам, не помнишь? — прошепелявил я.

— Помню. Комсомольцы-добровольцы… Я не рассчитал свои силы! — Он развел руками. — Извините! Мне надоело рисковать своей шкурой. Семьдесят модулей… Ты хоть понимаешь, что это значит?! Тогда было четыре, и то мы чуть не погибли! Они разведали сюда дорожку и не свернут с нее, ни за что. Задавят нас, как котят, и по новой… Это ты будто ищешь смерти, а я хочу жить! Дышать вот этим воздухом! Смотреть, как цветет сирень! И не думать о том, что завтра меня могут убить собратья-инопланетяне! Здесь не хуже, чем у нас на Иккини. Я хочу жить здесь. Я нашел свой дом. Все. Я выхожу из игры.

— Ты не сделаешь этого, — одними губами проговорил я. — Мы с тобой работаем в этой психушке, потому что пережившие контакт чаще всего обращаются именно сюда, а не в газеты… предпочитают не выставлять на публику свои страдания… Их похищают, проводят над ними эксперименты, медицинские манипуляции, насилуют… Кто защитит их? Нас и так осталось мало…

— Вот именно! Пусть выпутываются сами!

— Ты можешь сообщить в центр… что больше не хочешь…

— Сообщить, что я трус? Нет уж. — Он тяжело дышал, и лицо у него стало совсем красным. Он придвинул стул к кушетке, сел рядом со мной и вдруг заплакал. — Я трус, я знаю… Я не могу защитить даже собственную жену, Серега! Вик моя жена… Вдруг они не случайно набрели на нее? Вдруг они нас выследили?

— Почему ты сразу не сказал мне?

— А зачем? — Он всхлипнул. — Устал… Надоело это геройство… Санитары галактики… Инопланетный ОМОН… Никогда эту психушку не вычистишь… И Глеба, и Славки уже нет…

— Это ты их сдал?

— Нет! Нет… Вчера узнал… случайно… клянусь…

— Нейтрализуй этот укол, прошу тебя… Я буду работать один…

Он помотал головой.

— Извини, друг. Ты опять втянешь меня во что-нибудь. Всегда надо уметь вовремя остановиться. Не обязательно жать на газ до упора. — Я хотел спросить: «А что ты будешь делать, когда они снова доберутся до Вик?» Но язык у меня уже не ворочался. — Знаешь, у нас такая тяжелая работа… Каждый день видеть психов — не подарок, немудрено самому свихнуться. За последний месяц у тебя было сорок смен. Вот и перетрудился человек, подвинулся на почве спасения человечества… Сочувствовать будут все, даже бухгалтерия. Поскольку помешательство буйное, я устрою тебя во второй блок, к Юрику. Прости, Серый. А Вик я введу атроффиксы. И наша жизнь быстро наладится…

— Вы цивилизация зародышевого состояния. Уровень ваших научных знаний чрезвычайно низок. И когда вы гордитесь открываемыми вами законами, вы смешны, потому что всякий раз они перечеркивают открытое ранее. Вы скажете, это поступательное движение. Нет, это блуждание во тьме. Для того чтобы осознать, осмыслить действительность, нужна научная стратегия иного рода — невозможная без всепланетной корпоративности. И до этого еще далеко. Вы в грязной зоне. Вы живете на раздираемой противоречиями планете, будущее которой туманно, на планете, у которой все еще нет единого правительства и единой стратегии выживания. Но четко просматривается тенденция к самоуничтожению. Поэтому вас грабят все, кому не лень… И мы не можем открыто применять к ним санкции, потому что Земля не принята в цивилизованное галактическое сообщество. Вы опасаетесь соседей по лестничной площадке и при этом не боитесь рассылать по космосу приглашения: посмотрите, как хороша наша планета! Фотографии, земные звуки, приветствия на десятках языков, даже на языке китов, записи величайшей музыки… Да вы просто кричите на всю вселенную: придите и возьмите все что хотите, потому что мы беспомощны перед угрозой вашего вторжения! Вы верите, что космос добр. Он ужасен, ибо он чужд вам. Вы надеетесь, что кто-то, в той холодной черной глубине, разделит с вами ваши мысли, чувства, заботы. Кто-то, но не все! Вы наивны, но это вызывает у меня не жалость и не смех, только страх. За вас, за ваших детей, за ваше зыбкое будущее. Ваши шаги в космосе — это даже не первый, перевернутый, взгляд младенца. Это только его робкий, неосознанный порыв открыть глаза. Наведите сначала порядок в своем доме! Выживет ли Земля к тому времени, когда ей можно будет покинуть грязную зону, — вопрос… Зачем вы бьете меня по голове? Ведь я не делаю вам ничего плохого… Я просто говорю то, что думаю… Понимаю, вам страшно… Мне тоже — за вас. Поэтому я с вами.