Они едва обменялись взглядами, прежде чем Дейзи-Мэй вытолкнула себя из мира живых в следующий.

* * *

Дейзи-Мэй мало что помнила из школы – с такой хреновой посещаемостью, как у нее, вспоминать было особо нечего. Правда, имелось одно воспоминание, прожегшее себе путь в ее сознание, – фильм, который она видела в седьмом классе.

«Когда дует ветер», мультфильм с анимацией наподобие снеговиков, был классическим случаем «недобросовестной рекламы». Когда он начался, класс вопил и улюлюкал, но постепенно дети умолкли, глядя, как простая пара живет обычной жизнью и умирает от ядерной войны, произошедшей где-то за сценой. После этого фильма Дейзи-Мэй несколько месяцев преследовали кошмары. И, несмотря на все разговоры «эта сила у тебя в крови», она представить не могла, что когда-нибудь увидит такое в настоящей жизни.

Три секунды в Жиже убедили ее в обратном.

Там, где в последний раз она видела пульсирующую, органическую штуку, панковски-розовую красоту, теперь была оскверненная пустошь; каждая поверхность и структура была отравлена тошнотно-зеленым. Тысячи лишенных лежали неподвижно, обвитые зелеными усиками.

«Она взорвала Жижу, – подумала Дейзи-Мэй, оборачиваясь к Грейс, в глазах которой было то же отчаяние, та же мука. – Насколько же плохи дела, если она пошла на это?»

Они пробыли там секунды, которые чувствовались минутами, потом часами; парили бесцельно в раковой, выжженной утробе, зная, что каждое лишнее мгновение повышает риск отравиться тем, что заразило лишенных.

«Ни назад, – подумала Дейзи-Мэй, – ни вперед. Она вытащила меня из ада, только чтобы я смогла сгнить на Почве».

* * *

Дейзи-Мэй сорвала маску, обернулась, увидела Грейс, хватающую ртом кладбищенский воздух.

– Плохое дело – возвращаться на Почву так быстро и так скоро, – отдуваясь, сказала Грейс. – От таких штук у нас начинается высотная болезнь.

Дейзи-Мэй легла на спину, глядя в небо, усеянное белыми разрезами. Их стало больше, даже за то короткое время, которое они провели в Жиже. Мир разваливался быстро.

Она села, набрала в грудь воздуха, такого же ядовитого, только сжигающего медленнее; взгляд обыскивал кладбище. Беловолосой девушки нигде не было видно. Может, ей показалось? Может, это подействовала мрачная, галлюцинаторная магия яда в Жиже, еще до того, как она в него погрузилась?

Грейс сбросила баллон под ноги девушке.

– Что ты делаешь?

– То, что нужно сделать, – сказала Грейс. – Звучит бодро, а?

– Звучит как маразм, – ответила Дейзи-Мэй, – потому что ты тут в жизни не останешься.

– Жижа стала отравленными руинами. Полбаллона на нее не хватит.

– Хватит, если мы будем шевелиться как следует, – сказала Дейзи-Мэй; слова, засоренные неуверенностью.

– Если «шевелиться как следует», запас будет расходоваться еще быстрее, – ответила Грейс, – и тебе это известно. – Она подтащила к себе баллон Дейзи-Мэй, отсоединила резиновый шланг на своем и подключила его к системе своей младшей спутницы. – Ты единственный шанс Загона. Я – нет.

– Если ты останешься здесь надолго, от тебя ничего не останется, – сказала Дейзи-Мэй, не делая попыток остановить перекачку кислорода.

– А если ты останешься здесь, от всего ничего не останется, – парировала Грейс. – Простейшее решение, которое когда-либо принимала любая из нас. – Она закрутила вентиль на баллоне Дейзи-Мэй, стрелка ушла в зеленую зону. – Давай надеяться, что не последнее.

* * *

Снова Жижа.

На этот раз Дейзи-Мэй была готова к этому опустошению, но от того ее задача не стала легче. Раньше, двигаясь здесь, ты словно плыл сквозь патоку. Теперь это походило на слалом в лабиринте розовых кустов. При каждом движении, на каждом дюйме ее хватали невидимые усики, цеплялись за одежду, оставляли свои проклятые следы.

Хуже всего была веревка, связывающая миры живых и мертвых; будто кто-то тайно начинил ее осколками стекла, в кровь режущими руки. «Я истекаю кровью, когда мертва, – подумала она; сзади тикал датчик быстро уходящего кислорода, метроном саундтрека последних дней. – Послежизнь имеет тебя во всех позах».

Она проталкивалась сквозь завалы тел; их количества были неисчислимы. Тела уже покрывали желтушные побеги, как у того лишенного, которого она застрелила, но в тысячу раз сильнее.

«Чудовища, вот мы кто. Мы с самого начала управляли концлагерем, и сказать “я же вам говорила” ни хера не изменит».

Ее качнула тошнота, из желудка поднялась желчь. Девушка наддала, понимая, что с маской, полной блевотины, не доберется до стены быстрее и что снять маску невозможно, если только она не хочет в несколько секунд получить полную дозу яда.

«Хотя я уже отравлена. При такой концентрации меня травит каждая минута, проведенная в Жиже. А вот временные повреждения или постоянные, будет видно».

Дейзи-Мэй рычала, подгоняя себя, проталкивалась к цели; она уже видела дверь, которая приведет ее в Загон. Но сквозь муть зелени и разложения пробивался страх того, что может встретить ее на другой стороне, и он рос с каждым рывком веревки.

Ей оставалось футов пятьдесят, когда она увидела девочку.

Ту самую, с которой она знакомила Джо, когда тот оказался в Загоне. Ту, которую она назвала чьей-то сестрой, дочерью, внучкой, ту, которой подарила цветок. Девочка парила в одиночестве, в стороне от массовой могилы других лишенных, связанная безумным переплетением зеленых плетей.

Дейзи-Мэй поняла, что у нее нет времени задержаться, она рискует заразиться сама, – но если она ничего не сделает, все усилия прорваться на ту сторону будут пустыми, никчемными.

Застонав от боли, чувствуя, как в ней пылает каждая неживая клетка, она развернулась, выпустила веревку и, толкаясь ногами, как лягушка, поплыла сквозь выжженное пространство. Отогнав новую волну тошноты, потянулась, взяла девочку за руку и пожала ее. Их взгляды встретились всего на секунду, но этого хватило.

«Они чувствуют, как мы, – подумала Дейзи-Мэй. – Радость, боль, страх, надежду… они не отличаются от нас. Я не обезумела. Я не ошиблась».

В глазах девочки мелькнуло «пожалуйста, убей меня».

«В такие моменты мне хочется быть жестче».

Дейзи-Мэй залезла в карман, вытащила бомбу, выданную ей Мейбл целую вечность назад – ее следовало использовать, когда остался посреди вражеских позиций, – вложила бомбу в руку девочки, крепко сжала и сказала взглядом «прости». Потом оттолкнулась и торопливо поплыла к веревке, ведущей на другую сторону. Датчик баллона тикал все быстрее, его резервы почти исчерпались.

За спиной раздался приглушенный взрыв – бомба сдетонировала.

«Все, что окажется в радиусе взрыва, уже не воскреснет, – сказала ей тогда Мейбл. – Прибереги ее на крайний случай».

Трудно было придумать случай, когда ей сильнее понадобилась бы эта бомба.