– Мам, нет… – голос Андрея дрожит от слез.

Я присаживаюсь на корточки и целую сына в щеку.

– Ну что такое, Андрюш? Почему Ян тебе так не нравится?

– Пусть к нам приезжает. Только не у него дома, – горько всхлипывает Андрей. – Пожалуйста, мам.

– В чем дело? – хмурюсь я. – Говори.

– Настя с кем-то разговаривала по телефону и сказала, что Алёна с Андреем скоро к Янису переедут. Но если мы не вернемся домой, то Стас отобьет у меня Дину. А я этого не хочу, – Андрей упрямо топает ногой и шмыгает носом.

– Так ты поэтому сейчас ревешь? Что за глупости?

– Не глупости. Я с Настей дома тогда останусь!

– Вот это заявочки. Не рано ли для таких речей в твоем возрасте? А в пять ты мне скажешь, что из дома уйдешь?

– Поехали домой, – уже чуть спокойнее просит Андрей и смотрит так, что все сжимается внутри.

Мне опять приходится проявлять чудеса дипломатии. В миллионный раз за последние пару месяцев.

– Если ты переживаешь, что останешься здесь надолго, то это не так. Домой мы вернемся через пару часов. Насте срочно понадобилось по делам, поэтому она привезла тебя ко мне. Без чемодана и твоих игрушек. Это тебе о чем-то говорит?

Андрей отрицательно качает головой.

То есть построить логические цепочки, что при переезде в квартиру Яниса он с Диной перестанет видеться ему хватило ума, а что по щелчку пальцев такие вопросы не решаются, не догадался?

– Если пообещаю, что не переедем, поднимемся?

– Да, – подумав, отвечает Андрей. – Но не надолго.

– И ты со всеми поздороваешься и будешь хорошо себя вести?

– Если разрешишь что-нибудь вкусненькое.

Маленький манипулятор.

– Приготовлю сейчас твой любимый пирог с яблоками. Ну что? По рукам?

– Ладно, – недоверчиво кивает Андрей.

И не без оснований так настороженно себя ведет. Когда мы поднимаемся в квартиру и я хозяйничаю на кухне, из гостиной выходят Ян и Артур Ремович. Оба не в духе. Это заметно по их лицам. Поздоровавшись с ребенком, вниманием которого всецело завладела Дина Сергеевна, Багдасаров-старший вдруг громко заявляет, что документы для выезда за границу и под новыми фамилиями для меня и ребенка он сделает в ближайшее время.

– Что? – чуть не выпускаю из рук тарелку, в которой замесила тесто для пирога. – Какого выезда?

– Янис согласился вернуться за границу в наш филиал, который возглавлял последние четыре года и сказал, что вы, как его семья, поедете с ним.

Мне словно вонзили кость в сердце и тащат со всей силы. В одного решил? Даже не спросив моего мнения? И ладно это. Я бы все равно согласилась, но как быть с Андреем, который так болезненно воспринимает перемены и, услышав такую новость, изменился в лице?

– Мам? – Андрей отталкивает от себя руки Дины Сергеевны и подбегает ко мне. – Ты же говорила, что мы вернемся сегодня домой. Вернемся же?

– Вернемся, милый, – глажу его по голове, думая о том, что оказывается, я ошибалась. Вопросы с переездом решаются по щелчку пальцев.

– И далеко никуда не поедем?

– И никуда не поедем, – заверяю его и поднимаю глаза, натыкаясь на осуждающий взгляд Яниса.

Мне требуется несколько минут, чтобы привести мысли и эмоции в порядок. Пару дней назад я ехала с очевидным намерением сделать Янису сюрприз, а теперь он меня саму ждет под соусом переезда в другую страну. Около года назад мы разругались с Димкой в пух и прах по этому поводу, не сойдясь во мнении, где Андрею будет лучше жить: в России или за границей, поближе к отцу. Но сейчас дело совсем в другом: такие серьезные вещи необходимо преподносить иначе. Мне неприятно, что меня и моего ребенка ставят перед фактом каких-то решений, который я не принимала и лишают права выбора. Можно было хотя бы создать его видимость? Или сказать об этом наедине? Желательно самому Янису, а не его отцу.

– Что значит не поедем? – Артур Ремович переводит вопросительный взгляд на сына. – Ты же говорил...

– Вы ехали в аэропорт? – резко обрывает Ян отца. – Счастливой дороги, – кивает родителям на дверь, не переставая наблюдать за тем, как я успокаивающе глажу Андрея по голове.

Попрощавшись с Артуром Ремовичем и Диной Сергеевной, я иду с Андреем к окну. Он долго смотрит в него, а потом опять спрашивает, когда мы поедем домой.

– Уже скоро, – заверяю его. – Потерпи.

Я понимаю, что будет безумно сложно уговорить сына на кардинальные перемены, но от одной мысли, что Янис уедет один, а мне предстоит с ним новая разлука, горло сжимается и трудно сделать вдох. Почему мне ничего не дается просто и постоянно появляются обстоятельства, которые мешают строить личную жизнь? Как и на кого бросать секции? А школа? Разве это справедливо, оставлять работу, в которую вкладывала столько сил и души?

Багдасаров, проводив мать и отца, возвращается на кухню. Прислонившись плечом к дверному косяку, наблюдает, как я замешиваю пирог и выливаю тесто на противень.

– Это твое окончательное решение? – сухо спрашивает он.

То есть за моей спиной обсуждать переезд со своим отцом, не спросив моего мнения, Яниса совершенно не задевает, а услышать отрицательный ответ неприятно?

Пауза между нами натягивается и становится похожа на пружину, которая вот-вот лопнет. Бросив взгляд на Андрея, тихо отвечаю:

– Сейчас не нужно об этом. Давай отложим разговор до вечера. Пожалуйста.

– Почему? – я ощущаю себя как расстроенный музыкальный инструмент, который пришел в негодность.

– Из-за Андрея, – спокойно отвечаю я, беря себя в руки. – Он против.

Ян стоит ещё пару минут, наблюдая за мной, а потом уходит в гостиную и долго не появляется. Даже отказываться есть с нами пирог и пить чай. Ну и ладно. Я настаивать не буду. Не все в жизни получается по щелчку пальцев, где-то приходится прикладывать усилие и терпение.

Домой мы едем в напряженном молчании. Меня гнетет эта тишина и задумчивый, подавленный вид Багдасарова.

– Ян, я..

– Сейчас не нужно, – обрывает меня Янис. – Давай отложим все разговоры до вечера, – возвращает мне мои же слова.

Боль снова выжигает внутренности. Я стараюсь думать о том, что у меня все хорошо, Андрей здоров, Ян рядом и не собирается нас бросать. Это просто временные трудности, которые мы обязательно преодолеем. Раньше эти мысли меня всегда успокаивали, а сейчас ничего не помогает. Мне опять тревожно за наше будущее от возникшей неопределенности.

Ближе к вечеру Андрей просится на улицу и не отходит от подоконника. Теребит в руках прозрачную тюль и все время говорит о Дине. Ума не приложу как уговорить сына на переезд, но как-то придется на это настроиться.