Тетушке он не стал ничего говорить. Сдернул с вешалки куртку и бросился в лес, догадываясь, что обнаружит там.

Ему удалось выключить все чувства. Выморозить их, иначе невозможно было бы решить эту задачу – найти ее тело. Он быстро шел по тропе, не чувствуя запаха утреннего воздуха, не ощущая прикосновений высокой травы. Шел бесчувственным болваном, бревном, передвигающим тяжелые деревянные ноги.

Потому что он и был болваном. Он позволил ее убить.

И когда, подойдя к яме, увидел ее среди каких-то заостренных палок, стоящую на одной ноге, нелепо машущую руками, жалкую, маленькую, посиневшую от холода, то испытал вовсе не облегчение. Запоздалый ужас, замороженный им на те десять минут, что он шел по лесу, с силой обрушился на него.

Несколько секунд Матвею было трудно дышать. И он сказал про зарядку – лишь бы что-то сказать, лишь бы выдавить комок немоты, застрявший в горле.

Она мгновенно обернулась к нему, и вместо прекрасного лица он увидел перепачканную, расцарапанную мордочку в обрамлении растрепавшихся волос: точь-в-точь страшненький рыжий домовенок из старого мультфильма.

Именно в этот миг его настигло второе озарение. Но Матвей решил, что если первое оказалось ошибочным, значит, и второе тоже далеко от истины.

Прежде чем войти в дом, Олейников пригладил Маше волосы и осторожно стер с лица грязь.

– Где все? – спросила она шепотом. – Почему никого нет на улице?

– Потому что еще не встали. Сейчас только половина девятого.

– Половина девятого? – недоверчиво переспросила Маша. – Не может быть… Я думала, уже полдень! Мне казалось, я сто лет проспала в этой яме! Как минимум, шесть часов.

– Куда меньше, – сказал Матвей.

И добавил про себя: «На твое счастье».

Он помог ей зайти в дом, и из кухни до них донесся бодрый голос Марфы, распевавшей «Ой, мороз, мороз».

Когда в дверях показались Матвей с Машей, она обернулась со словами:

– А-а, нашлась пропажа!..

И деревянный черпак выпал у нее из рук.

– Господи, твоя воля, – выдохнула Марфа. – Девочка моя, что случилось?!

В двух словах Матвей описал, в чем дело.

– Ее нужно в тепло, ноги растереть, – закончил он. – Займись этим, а я вернусь в лес.

Маша подскочила бы, если бы не стояла на одной ноге.

– Зачем?!

– За козой, – коротко ответил Матвей.

Полчаса спустя он вернулся и застал одну лишь Марфу.

– Где был? – тихо спросила она.

– Искал следы вокруг ямы, – так же тихо ответил Олейников. – Бесполезно. Трава примята, но ее мог примять любой. Ты не видела никого, кто выходил утром из дома? Или возвращался?

Старуха покачала головой и горестно прошептала:

– Господи, что ж это делается…

– Где Маша?

– Я ее вымыла, отогрела, ножку растерла домашней мазью да коньяку в нее влила. Уложила в постель. Бедная девочка! Ох, Матюша, что же нам делать?!

Матвей обнял тетушку за плечи.

– Заканчивать игру. Прости, Марфа, я не вижу другого выхода. Уже два человека пострадали, а мы не продвинулись ни на шаг.

Олейникова вздохнула и опустила голову.

– Послушай, ты их десять лет не видела и еще столько же не увидишь, – проникновенно сказал Матвей.

– А как же Генка с Леной? – с силой возразила старуха. – С ними-то вижусь! Ох, хоть бы про них знать наверняка…

– Ну не узнаем мы, кто это, не узнаем! Или узнаем, когда будет поздно. Он уже два раза попытался, на третий раз его попытка может оказаться успешной.

– Какая попытка? – раздался игривый голос.

Матвей с Марфой, застигнутые врасплох, обернулись. В дверях стояла Ева, кутаясь в махровый халат, и невинно улыбалась.

– Оладьи готовлю, – буркнула Марфа. – Две первых были комом, глядишь, с третьей попытки получится.

Ева покачала головой и погрозила Олейниковой пальчиком.

– Ой ли, Марфа Степановна! Я чувствую, вы меня обманываете. Ну ладно, секретничайте дальше, не буду вам мешать.

Она подмигнула Матвею и удалилась.

– Слушай, Марфа… – Матвей хмуро глядел Еве вслед. – Не думаешь ли ты…

– Думала уже, думала, – раздраженно сказала старуха. – Подозрительно быстро она оклемалась после отравления! Ты ведь об этом?

– Угу. Бегает, как ни в чем не бывало, задницей крутит.

– А ты меньше смотри на ее задницу! – одернула Марфа. – Да и не о ней речь… Полагаешь, придуривается наша Евка?

Матвей выглянул в гостиную, проверяя, не подслушивают ли их на этот раз.

– Если и притворяется, – сказал он, вернувшись, – то непонятно, зачем ей этот балаган.

– А подозрения отвести! Слушай, Матюша, – Марфа схватила его за руку, – а колья в эту яму были глубоко воткнуты?

– Совсем неглубоко. Это я первым делом проверил. Маша и сама могла бы их выдернуть, если б у нее рука не была вывихнута.

– Значит, и женщина могла с этим справиться, и мужчина, – подытожила Марфа. – Ох, Матвей, нужно Богу свечку поставить за Марию. А ну как она бы упала на эти палки? Или они так, для страха были понатыканы?

– Да какой, к черту, страх! – не сдержался Матвей. – Заточены остро, как зубочистки. Если бы на них сверху человек упал плашмя…

Марфа опустилась на табуретку, забыв об оладьях.

– Зачем же он так? Можно ведь и просто человека в яму столкнуть, а потом…

– Вот именно, – сказал Матвей. – А что потом? Потом этого человека нужно как-то убить. А как? Как его достанешь в яме? Если и достанешь, это крики, шум, следы борьбы. А тут для следователя картина ясна: кто-то сдуру утыкал всю яму кольями – может быть, на кабана собирался охотиться – и в нее попала случайная жертва. И ничего не докажешь. Кто утыкал, когда, зачем? Отпечатки пальцев с них не снимешь…

– Но с Машкой-то у этого злодея ничего не получилось, – задумчиво проговорила Марфа. – Он ее не тронул.

– Объяснение только одно: он решил, что она погибла. Ей посчастливилось пролететь мимо кольев, но упала она нехорошо: и руку вывихнула, и ногу едва не сломала. Спуститься к ней вниз он побоялся, потому что могли остаться следы. Вот и ушел, не проверив.

Оба замолчали. На горячей сковородке возмущенно стрельнуло забытое Марфой подсолнечное масло.

Марфа подскочила.

– Ох, оладушки мои!

Схватила первую попавшуюся ложку, проворно разлила по сковороде круглые желтые лужи. Выждала немного – и хлоп-хлоп-хлоп-хлоп – перевернула их на другую сторону. Кухню овеял теплый ванильный дух.