— Нет! Не для меня! И я не хочу, чтобы отец что-то заподозрил, увидев тебя.

Раздался свисток, обрывая непростой разговор.

— Идите, месье Ракоци. Вам пора.

— Поцелуй меня, Клэр.

Во взгляде Михаила я видела сомнение, будто он так и не был уверен в своем решении отпустить меня.

— Это приказ?

— Просьба. Но я не буду настаивать.

Может, стоило бы отказать, выразить своё презрение вампиру. Но почему-то я не могла просто оттолкнуть его. Я положил руку на сгиб локтя Михаила, и потянувшись на цыпочках, подарила целомудренный поцелуй в гладко выбритую щёку.

— Береги себя, Михаил Ракоци. И пусть твоя богиня тебе благоволит.

Узкие губы тронула едва заметная улыбка.

— У тебя доброе сердце, Клэр Легран. Не давай никому иному, кроме меня, этим пользоваться.

В окно требовательно постучали. За стеклом стоял недовольный Клод, делая руками непонятные, но вроде бы угрожающие знаки.

— Если обидишь моего брата, — строго сказала я вампиру, — можешь забыть о моей доброте.

Михаил хмыкнул, и неожиданно склонившись, торопливо поцеловал. Уже по-настоящему. И прежде, чем я успела возмутиться, вышел из купе.

Надеюсь, у Клода хватит ума не пытаться придушить Ракоци там же, на перроне.

Наслаждаться вниманием и заботой родителей мне суждено было недолго. Через неделю моего пребывания дома вернулся и Клод. Он, вполне разумно, не слишком доверял Эмберу и Лиллю, и уж тем более не собирался учиться в школе, которую общество спонсировало. Но родителям он этого не сказал, и закономерно вызвал недовольство отца. Но больше всего бушевала мама.

— Как ты мог бросить учёбу, мерзавец?! Тебе же всего немного осталось! И теперь ты остался без рекомендаций для университета! Да стой на месте!

— Ещё чего! — воскликнул Клод, предусмотрительно держась от матери по другую сторону стола. — Сначала перестань размахивать полотенцем.

— Я ещё даже за ремень не бралась!

Мама в сердцах кинула полотенце в Клода, и тот ловко его поймал.

— Ну не дуйся, а? — примирительно попросил он. — Я и так умный. Заработаю денег на университет сам. У меня уже немного есть.

— Откуда? — с подозрением спросила мама.

— Копил со стипендии, подрабатывал.

Я подавила улыбку. Подрабатывал, надо же… Мама махнула рукой, и тяжело уселась на скамью. Ей под бок тут же шмыгнула Лиззи, стеснительно на меня поглядывая. Я ласково улыбнулась сестренке. Лиззи было всего семь, и привыкнуть к присутствию старших брата и сестры ей было непросто.

— А я говорила вашему отцу, что не стоило тебе и Клэр позволят уезжать в Париж в столь юном возрасте, — проворчала мама, немного успокаиваясь. — Посмотрите только на себя! Ты весь оброс и похудел, и теперь похож на оборванца, а Клэри совсем бледненькая, и постоянно прячется в своей комнате. Света белого не видит! И оба бросили учёбу. Может у вас что-то случилось, а вы не говорите?

Мы с Клодом переглянулись и дружно помотали головой.

— Ну ладно. Самое главное — вы дома. Я после того, как узнала о смерти Адриана Берже — место себе не находила. Написала Клэр, а она мне так и не ответила!

— Хотела сделать приятный сюрприз своим приездом, — я запихала яблоко к себе в карман, и клюнула маму в щёку. — Я к себе. Хочу немного порисовать.

Лиззи встрепенулась.

— А можно посмотреть?

— Конечно, милая. Хочешь себе портрет? Ты сегодня чудо как хороша, лапонька!

Да, я снова взялась за кисть. Сельская тихая жизнь пока не казалось мне скучной, но тревога в душе не отпускала. А я знала лишь один способ её унять — рисовать. Получалось, как ни странно, неплохо, несмотря на перерыв в практике. Но видимо, Николя и мэтр Савар были правы. Для того, чтобы повысить своё мастерство, мне не хватало не просто навыка — а скорее, внутреннего наполнения. То есть сильных переживаний и жизненного опыта, которые питают любого творческого человека.

Опыта я получила столько, что даже оказавшись в безопасности, в себя прийти не могла. Хоть как-то отвлекали обыденные дела и заботы. Я кормила кур и гусей, помогала матери с уборкой и готовкой, а отцу с переводами. Чувствительность к свету так до конца не прошла, поэтому утром и днём я старалась на улице не появляться. А если и выходила, то непременно напялив на себя шляпу с нелепо огромными полями. Клод вовремя подсуетился, и съездив в Тулузу, привёз из города затемненные очки — похожие на те, что я видела на Михаиле. Перед весной, по-южному теплой и яркой, это стало особенно актуально, хотя вопросов у родителей к моему виду возникло много. В то, что это такая парижская мода, они не особо поверили, но от посещения доктора удалось откреститься.

В церковь, даже на воскресные службы я не ходила. Дочка учителя внезапно вернулась домой — и это рождало кучу сплетен. От того, что я была брошена богатым любовником в столице, до гениальной мысли, что меня подкосила смерть Адриана. Вот уж о ком я совсем не вспоминала!

В отличие от Михаила. И не то, что я специально о нём думала, или скучала. Он мне снился. Каждую ночь. При этом чаще всего в самых неприличных, и очень реальных снах. Под утро я просыпалась в поту, с колотящимся сердцем, и ноющим низом живота. Страшно подумать, но вскоре эти навязчивые сны довели меня до того, что встреть я Михаила вживую, то сама бы набросилась на него.

К счастью, к середине марта мои нездоровые желания, от которых хотелось сгореть от стыда, пошли на спад, хотя неприличные сны все же порой продолжали сниться. А еще, совершенно неожиданно для себя, я взялась за портрет Михаила. Писала больше по памяти, но неожиданно легко и быстро. И тут же спрятала в дальний угол чулана — чтобы не злить Клода и не вызывать вопросы у родителей.

А вестей от Михаила так и не было. Вампир просто пропал из моей жизни. Месяц проходил за месяцем… В мае 1908, когда минули отведенные мне полгода, я получила письмо. Точнее, мне его принесла Лиззи — по её словам у церкви к ней подошла «красивая мадам», и попросила передать мне записку. По словам Лиззи, незнакомка была мила с ней и даже угостила шоколадной конфетой, и всё равно я испугалась. Особенно когда поняла, кто именно встретился с Лиззи.

Утром, за завтраком, я невзначай упомянула, что собираюсь в город после полудня. Отец аккуратно отложил вилку и нож, так и не успев приступить к своей стопке блинчиков, и задумчиво посмотрел на меня.

— Я рад, что ты перестала чахнуть дома одна. Но почему так внезапно?

— Сколько можно прятаться? Хочу зайти в парочку магазинов, обновить немного гардероб…

— На какие деньги? — проворчала маман. — Будто мы купаемся в золоте.

— Такой хорошенькой девушке не пристало ходить в обносках, — пряча улыбку в усах, заявил отец.