– Ах, вы Абрикосова знаете, – заговорил Астарханов и в забытьи проехался в лифте, вошёл в квартиру и уселся за стол на кухне. – Выразительная личность, не правда ли? В нём, как в мельчайшей капле под микроскопом, отражены наши общие пороки и достоинства. Он кажется смешным и трогательно нелепым в своей агрессивности только потому, что каждый хотел бы вести себя с подобной непринужденностью, но внутренние препоны не позволяют. Вот мы и принимаем его гарцевание не с обидой, а с облегчением, берём его за точку отсчета и видим шкалу градаций. Вы тоже не обиделись на Гарпию, значит, адекватно его восприняли, это хорошо.

– Если Гарпия вас не устроит, то можно остановиться на Кате Дмитриевне, потом Дмитриевну потихоньку ликвидировать, а я постепенно откажусь от Максимовича и оставлю одного Дмитрия, если вы не возражаете, – я вставила странный пассаж, а сама поразилась, как сходу подстроилась под обильный, но занятный поток речей. – Вам чай или кофе?

– Если вы не возражаете, Катя Дмитриевна, то, пожалуйста, кофе без сахара, – уточнил Дмитрий Астарханов. – А романчик наш с вами я прикончил не без удовольствия.

– Мне тоже читалось легко, вы нашли хорошую форму, – присоединилась я к беседе, немножко праведной лести – всегда во благо. – В таких книгах очень важен стиль.

– Ну какой там стиль, вышло само по себе – поскромничал Астарханов. – Я почему сказал, что работал с удовольствием, такие книжки мне кажутся весьма полезными и нужными. Знаете в каком аспекте, и Бог с ней с высокой литературой, кому она нужна! Вы, скорее всего сами заметили, Катя Дмитриевна, что вся эта заграничная массовая белиберда совсем не белиберда, если посмотреть. Вот книжечка, вроде глупости глупостями. Ходят, бьют кого-то дубинками, заклинания ищут, девушек то спасают, то бросают – а под этими дешёвыми приманками совсем другое. Если хотите знать, то это роман воспитания, вековые традиции формирования личности и, самое главное – навыки борьбы с хаосом и злом. Вот герой, этот юноша, он учится встречать зло и не поддаваться ему, потом учит других. Зло и хаос у них совсем не всесильны, потому что есть структуры и методы, что им противопоставить. Это и есть главное воспитание, навыки цивилизации, главное достижение за ихние полтысячи лет. Организация структуры личности. А наша всеобщая трагедия, если хотите, мы этого не умеем, привыкли или убегать, или смиряться, или поддаваться и включаться во зло. Оно как бы неизбежный рок, и в нашем российском понимании нужно принять зло или погибнуть, или уйти в пустынь. Для неисковерканной психики вроде бы нету ниши. Вот что особенно ужасно: присоединись, покорись или погибни. Поэтому пусть они читают эту дребедень, пускай больше читают, хоть под кожу проникнет – и то благо.

– Вы хотите сказать, что под бирюльками заложен каркас социальных традиций, скрытый миф, необходимый для жизни, – попыталась сформулировать я.

– Да, да, именно так, – обрадовался Астарханов. – И на простеньких примерах, доступных любому, вот что ценно. Если прочитать десять эдаких глупых романчиков, то в голове не останется дурацких деталей и языческих штуковин, они перемешаются и уйдут, останется каркас, как вы удачно выразились. Герой встретил сильное зло, ему стало страшно, но он приобрел навыки в жизни и противопоставил их хаосу. И тогда, хотя не сразу, но стало получаться, заодно и другим помог. Это всё – массовый поток сказок, по вашему мифов, но без них – никак.

Не скажу в точности, сколько чашек кофе мы с футурологом и медиевистом выпили в совокупности, помнится, что много, но всю дорогу вспоминали, что ему нужно в издательство, а мне по делам, но как-то вскользь. Мало того, что у него накопился ворох информации, мне было интересно слушать. Боюсь, что аудитория Д.Астарханова не баловала, а зря… Хотя, если начать придираться, то стиль беседы ученого собрата страдал хаотичностью, но занятно было почти всё. Я, кстати сказать, так и не поняла, за что издательские дамы прозвали его «Драконом». Правда, если ему доводилось беседовать с девочками, подобными Леночке Смирновой, то Дмитрий Максимович мог проявить не лучшие стороны своей богатой натуры. То, что общаться с женщинами он не умел изначально, бросалось в глаза с единого взгляда и с первого полуслова. Не хочу клеветать на интересного и милейшего человека, но померещилось, что в глубине души он считает всех нас гарпиями, и, хотя был бы рад убедиться в обратном, но редко имеет к тому случай. Я старалась, сколько могла, рассеять предубеждение, но в полном успехе уверенности не достигла.

Около трёх пополудни мы наконец сверили страницы и имена собственные, только тогда Дмитрий Астарханов поехал во «ВРАН» получать гонорар, однако обещал непременно заехать на той неделе и привезти книжку о феминизме, поскольку ему показалось, что я имею склонность к этому однобокому мировоззрению. Насчет феминизма ничего не знаю, может быть, опасный уклон состоит в том, что мне действительно всегда было безразлично, к какому из полов принадлежат знакомые, друзья и собеседники. Кстати, первый муж не мог примириться с тем, что у меня были, есть и остаются приятели и друзья мужского пола. Леонида сей факт невыразимо шокировал, невзирая на твёрдое убеждение, что супружеские измены не имели места и не планировались. Допускаю, что экс-мужа шокировало иное, моя незыблемая уверенность, что в контактах с лицами другого пола я полностью контролирую ситуацию, посему не нуждаюсь в опёке или защите. Это, наверное, и называется бранным словом – феминизм.

Однако обвинения в нём, ужасном, не помогли собраться вовремя, и на свидание к Мише у метро «Красные ворота» я прискакала с приличным опозданием и перепутала место встречи. Хорошо, что мой будущий спутник обладал выдающейся внешностью и оказался заметен на фоне сквера, где мы уговорились сидеть на скамейке. Миша сидел на длинной скамье в одиночестве, смолил гадкую папиросу, а вокруг него лавки просто ломились от праздной публики. Обозрев картину свежим взором, я в очередной раз задалась вопросом, в каком качестве Миша войдёт в дом великого старца. Мне-то грешным делом казалось, что Миша занимается полулегальным рэкетом на нивах искусства, дальше этого предположения не заходили. Однако визит к старцу Юрию Платоновичу мог внести ясность в проблему.

Я подсела к Мише на пустую скамью, выкурила с ним сигарету и выслушала кое-что интересное о «харламовской коллекции», благо, что идти оказалось пять минут, на Старую Басманную, а Миша предусмотрел моё опоздание. Как выяснилось, начало «харламовским камеям» положено было в Византии, во всяком случае древнейшие штучки пришли оттуда, далее оказались во владении оскудевшего княжеского рода, реальных наследников Гедиминовичей. Понятия не имею, кто были эти знаменитые Гедиминовичи, но имя служило гарантией подлинности наследства. В конце прошлого века антикварные вещицы попали в приданное одной благородной девицы, пошедшей замуж за швейцарского коммерсанта, он сделал состояние в сфере камвольного производства, где-то на западе Российской империи. Швейцарец первый из длиной череды Гедиминовичей и Рюриковичей обратил внимание на историческую ценность наследия, оценил, взвесил и сделал предметом гордости. После чего на каждые именины супруги обрусевший коммерсант преподносил безделушку подобного рода, специально охотился по Европам за редкими экземплярами.