В русло трудовых будней органично влился звонок из конторы «Аргуса», секретарша Мальвина корректно доложила, что на моё имя поступило два сообщения, которые она намерена продиктовать. А именно, Нина Уланская просила передать, что ждет Е.Малышеву к пяти часам пополудни текущего дня, это первое из них. А второе, что некая Людмила Мизинцева желает видеть или слышать Екатерину Дмитриевну в течении срочного времени, наиболее желательно – безотлагательно.

Я высказала Мальвине благодарность за успешное выполнение служебных обязанностей, спросила о присутствии шефа и состоянии его здоровья, получила положительный ответ на оба вопроса и церемонно откланялась. Если не считать вечернего посещения Нины Уланской, то можно признать, что новая достойная и спокойная жизнь входила в желаемое русло. Ещё бы решить (положительно или отрицательно) куда я двинусь от Нины Уланской – домой либо во флигель, но так далеко я не заглядывала.

Людмила Мизинцева подошла к телефону сразу и высыпала ворох новостей разного калибра значимости. Во-первых, они всею семьей перебирались в коттедж, передав квартиру на Веерной знакомым съемщикам, им Людмила хотела сдать вахту по наблюдению за местностью, если получит моё добро. Во-вторых, ее семейная коллизия благополучно разрешилась, Людмила выражала признательность и просила дать прощальную консультацию, за отдельную плату поставить точку в наших деловых общениях. В-третьих у неё имелась мелкая информация, идущая заодно, но это когда я приеду. Людмиле хотелось бы поскорее, потому что они все в сборах, и голова у неё идёт кругом.

Я обдумала деловое предложение, посетовала на плотную занятость и сказала, что два тридцать пополудни могут меня устроить. Людмила Мизинцева подумала и согласилась, предварительно извинившись за ожидаемый к тому времени развал в квартире на Веерной улице. План на день за исключением последнего сомнительного пункта был составлен, я вновь принялась за рукопись и легко работала до момента выхода. Даже истерический звонок девицы Татьяны, которая с плачем требовала возвращения взрывоопасной собственности, не вывел меня из равновесия.

С чудовищным бездушием я посоветовала бедной Тане порвать связи с террористическим подпольем, ибо мне случилось по другим делам добраться до склада, где её персона существует в качестве нон граты, и лучше бы ей убраться подобру-поздорову, в противном случае всем грозят неприятности. Если мои доводы ее не убедили, то она может прямиком двинуться в контору «Аргуса», там ей доводилось бывать, насколько я знаю. Шеф, а именно Валентин Михайлович будет счастлив её видеть, его очень интересует вопрос, что она собиралась делать с товаром, также, кто дал ей связь с компьютеризированным кладовщиком.

Бедняга Татьяна пискнула и отключилась, а ровно через минуту возникла Владка Ким и доложила, что подруга бьется в истерике, что нельзя так резко с усталым от жизни человеком, и так далее и тому подобное. У Владки я очень вежливо спросила, как идут дела с «ВРАН» ом, а если дошли до договора, то какой процент причитается посреднику, хотя бы за одно знакомство с усталой девушкой. Она меня достала вконец, а бесплатно такие радости – это прошу извинить!

Владка намёком заикнулась о знакомстве с Мишей, каковое должно было компенсировать неудобства, но я решительно отмела идею платы натурой, причём чужой. Далее объяснила, что впредь с Татьяной занимаюсь за реальные ценности и деньги вперед, пусть Владочка поинтересуется, что девушка таскала в портфеле, а потом уже… Милая и женственная Владлена мелодично ахнула, пообещала к следующему свиданию парфюмерный набор от самой Елены Рубинштейн, но получила ценный совет отправить к Елене Рубинштейн девушку из провинции, пусть они втроём и разбираются, как грации на флаконе у Нины Риччи.

Как следовало ожидать, на Веерную улицу к Людмиле Мизинцевой я приехала в деловом, вернее будет сказать, боевом расположении духа. Намеднишние камеи, утренние драконы в рукописи и Елена Рубинштейн в ореоле парфюма мирового класса привели меня в замечательную форму, тем более, что детективные неувязки ночью угомонились и больше не вплывали в сознание, улеглись на дно, как пресытившиеся крокодилы. Исходя из чего, я прямо с захламленного порога объявила Людмиле Мизинцевой, что наблюдательная епитемья с неё снимается, она может следовать в коттедж и оставить попечение о событиях на Веерной улице, пускай хоть землетрясение случится, мне больше не надо.

– Замечательно, я рада, – согласилась Людмила. – Но вот какое дело, я-то думала, что поручение ещё в силе. Тогда не знаю, как быть… Тут очень печально вышло, но я решила, что вам будет интересно. Сосед наш скончался, дедушка с курицей, жаль беднягу. Он перед смертью совсем тронулся, насобирал по помойкам всякого хлама и забаррикадировался в квартире, «скорая» еле пробралась, он всю помойку к себе перетащил. Нашли его в туалете, он сидел почти без сознания, в одной руке держал курицу на верёвке, а в другой жуткую сумку, никому не хотел отдавать, бормотал, что скоро придёт жена-покойница, это для неё, он собрал и сохранил. Врачиха из «скорой» еле уговорила, курицу он отдал тёте Варе, но сумку она не взяла, очень суеверная старушка, боялась, что к ней покойница придёт. Ужас… Пришлось взять мне, врачиха просила, я пообещала, что отдам только тёте Сане, иначе его бы не вывезти. В больнице он умер той же ночью, квартиру опечатали, а сумку я не решилась выбросить, потом подумала вот что. А вдруг там с помойки для вас найдётся что-нибудь?

Отлично складывался трудовой день, подумалось мне, и замечательно вознаграждался! Парфюм от Елены Рубинштейн в перспективе плюс помойная сумка от очередного покойника – просто удивительные дары стекались мне в руки! Что же, интересно, предложит следующая клиентка, Нина Уланская? Не иначе, как испить чайку с сушёным крокодильчиком вприкуску!

Скажу честно, я не сразу приняла загробный презент, сперва пыталась отбояриться без объяснения причин, далее мотивированно, когда Людмила достала с балкона порыжелую суму с двумя ручками и без молнии. С такими ёмкостями ходили в магазин старухи во времена моего детства и набивали их продуктом, добываемым с боем в очередях, из прорех обыкновенно торчали клоки бумаги и устрашающие рыбьи хвосты, иногда они шевелилсь. В дедовой сумке так же просматривались старые пожелтевшие газеты, но не более того.

Людмила горячо убеждала меня забрать суму и произвести тщательную экспертизу, вдруг старик, бродя по помойкам, наткнулся на нечто ценное, либо важное для сыскного дела. Не могу же я исключить этот вариант? На самом деле ежу было ясно, что Людмила не желает брать сумку покойника на новую квартиру, менее того оставить в подарок съёмщикам или выбросить обратно на помойку. Последнее исключалось по двум причинам, уважительной и не слишком. Первая состояла в элементарном почтении к воле умершего, а вторая – в пошлом суеверии. Вот явится покойная тётя Саня за своим добром, и Людмила скажет, что оно на помойке? Но если унесла девушка из сыскного бюро, то пускай к ней покойники и ходят. Логично, не правда ли?

Я бы не взяла ни за что, но чёрт дернул и соблазнил, представилось, как притащу презент на экспертизу в «Аргус» бывшему другу Валечке. Пускай он пороется, нет ли там улик, заодно отрезанных частей тела, скажем, кистей рук или запасных почек. И напишу сопроводительную записку, что вещи в сумке от покойника с Веерной улицы, забрать должна давно опочившая старушка, пускай Валька ждет визита в ближайшее время. И подпись в уголке: «искренне преданная ВамИ Екатерина Малышева, младший компаньон»! Это вам не Елена Рубинштейн, конечно, но тоже недурная перспектива, ароматы имеют место. Помойка a la Russ.