Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Без пятнадцати одиннадцать они начали собираться. В квартире стало тихо и я, измаявшись, вышла в коридор с маленьким Эмилем на руках.
Муж собирался перед зеркалом. Внимательно смотрел на свое отражение, самому себе в глаза, словно пытался убедиться, что со всем справится. Обернулся и увидел в полумраке нас.
– Маленькая, – Эмиль подошел, а остальные деликатно разошлись, кто куда. – Так не хочу уходить…
Эмиль ткнулся мне в плечо. Ладонь задрожала на моей щеке. Он взглянул мне в глаза, словно стесняясь слабости, но в глубине зрачков я видела что-то еще. Что-то, что ошеломило, пригвоздило к полу. В этих глазах было большее, чем прощание.
– Мы уедем, – вдруг сказал он. – В Москву или в Питер. Или к твоим родителям, я хочу с ними познакомиться. А если хочешь – за границу.
Сообразив, что он рисует наше будущее я шмыгнула носом и опустила глаза, глядя на сладко спящего малыша.
– Я займусь бизнесом. А ты чем захочешь… Станешь актрисой или певицей, я за все заплачу. Только дождись меня, обязательно дождись и верь, что я вернусь…
Я почувствовала что задыхаюсь.
– Наш сын получит блестящее образование. Станет уважаемым человеком… Ты будешь меня проклинать, но все, что я делаю, делаю для тебя, Дина, для нас и нашего будущего. Помни об этом, слышишь? Обещай…
Он шептал наклонившись, так, чтобы только я слышала. Губы задевали висок, щеку, ресницы, головку нашего сына, когда он наклонился к макушке, словно хотел поцеловать ребенка, и продолжать бормотать.
По щекам сами поползли горячие слезы.
– …обещай, что меня дождешься.
Он говорил уже в губы. И так меня расшатал своими признаниями, что я позволила себя поцеловать. Первый поцелуй был пробующим, осторожным – просто в губы. Второй опьяняющим. Он продолжал говорить и прямо под ногами у меня разверзалась бездна.
– Обещай, маленькая.
Я не сразу осознала, попав в странный транс от его нежного шепота, что он целует лицо в слезах. Между нами уже почти нет кислорода, все выжжено его шепотом и нашим дыханием. Он выпрашивал поцелуй.
Я ему ответила, когда в третий раз он коснулся просоленных горячих губ, и меня захлестнуло чувство парения. Эйфория. Облегчение, такое мощное, что с плеч упал камень. В теле возникла легкость, и именно она позволила забросить свободную руку на широкие плечи мужа. Я прижалась к нему неловко, потому что между нами был ребенок.
Мы задыхались от этого прощального поцелуя. Соприкоснулись языками и глубоко проникли в рот друг другу… Во рту Эмиля бился горячий и болезненный пульс.
Мы оторвались друг от друга и прижались щекой к щеке. Я глубоко вздохнула, словно вынырнула из-под воды, так не хватало воздуха. Гладила бархатистую щеку, не обращая внимания, как болит грудь из-за врезавшегося в нее пистолета под мышкой мужа, дышала им.
– Господин Кац! Одиннадцать.
– Обещаю, – прошептала я.
И поняла, что уже давно не дышу. Под закрытыми веками прыгали пятна, голова кружилась, а рука на плечах мужа окаменела. Эмиль оторвался от меня и наклонился поцеловать в лобик умиротворенного малыша. Тот даже не проснулся.
Эмиль пропустил Антона и в дверях обернулся. Высокий, красивый, в темно-сером костюме, который так подходил к прозрачным глазам. Я навсегда запомнила этот поворот головы, светлые волосы на лбу, сжатые на косяке пальцы.
– Я вернусь. Жди и верь, и наши мечты обязательно сбудутся.
Я неосознанно пошла за ним, пока не захлопнулась дверь. Именно она и разрезала невидимую нить между нами. В квартире стало тихо. Из детской вышел Феликс, посмотрел, как я пялюсь на дверь, а мысленно – вслед мужу, и сказал:
– Не стой. Идем в комнату.
У него был мягкий голос, словно он знал, как сильно я люблю его брата. А я не могла сидеть на месте. Не могла угомониться.
– Ребеночек проснется, – солгала я, чтобы в одиночестве побродить по темной квартире.
Через полчаса от Андрея пришла смска: «Я жду тебя». Значит, Эмиль едет в клуб или уже там. Я перечитала ее несколько раз, бродя по кухне. Подошла к окну. Внизу, где-то среди россыпи огней, меня ждал Андрей. Может быть, тоже смотрел вверх. Я не знала, как сказать, что хочу дождаться мужа.
Еще несколько сообщений… Я читала, но не отвечала, чувствуя себя в подвешенном состоянии. Каждый раз, когда пыталась ответить, у меня слабели пальцы. Ходила, ни о чем не думая, пока не поняла, что неосознанно молюсь об Эмиле.
Телефон смолк. Руки болели от веса ребенка. Я вошла в детскую и села на кровать. Феликс в кресле напротив мрачно взглянул и ничего не сказал. Немолодое угрюмое лицо в свете фонарей было бледным. Он смотрел в пустоту с пистолетом наголо и ждал плохих новостей – я видела. Спокоен, только небольшие движения пальцев на рукояти выдавали нервозность. Он был готов защищать меня до последнего, но не верил в успех Эмиля.
Вновь завибрировал телефон, но я не стала открывать смску. Я представляла, какой будет жизнь с Эмилем, если прощу его. Видела яркие сцены из наших фантазий – он бизнесмен, а я домохозяйка. Если захочу, смогу сняться в кино, стать певицей или писательницей – он оплатит все мечты. У нас прекрасный мальчик, талантливый и умный… Чудесный дом. Я вспоминала все, что он шептал во время прощания. Вспоминала поцелуй, всколыхнувший чувства.
Я плакала, но Феликс ни слова не сказал. Баюкала маленького Эмиля, даже напевала, чтобы он спал крепче и ему снились только хорошие сны. Через несколько часов в дверях появился один из охранников. В руке был телефон.
– «Фантом» горит. Зарево видно на полгорода.
Поясница и колени обмякли.
– Людей эвакуировали, – продолжил охранник. – Была стрельба… Телефоны наших не отвечают. Ничьи. Вообще.
Феликс выпрямился в кресле, словно проглотил жердь. Растерянно взглянул на меня – он не привык принимать решения.
– Подождем до утра, – наконец сказал он. – Недолго осталось.
Я кивнула. В горле и груди похолодело, но я крепче обняла ребенка, упрямо покачиваясь в кресле. Он просил верить и ждать…
А в семь утра пришел Олег Питерцов. После бессонной ночи я слегка задремала, но меня разбудил шум у дверей. Сообразив, что это следователь, я сказала Феликсу:
– Пусть войдет, – и села ровней, бережно придерживая разморенного глубоким сном тяжелого ребенка.
Сначала они
