— Я предпочел бы послать за хинином в Лондон.

— Вы, конечно, можете попытаться. Но отсюда до Лондона и обратно не менее четырех дней. У нее очень высокая температура, и я сомневаюсь, что она сможет продержаться без лечения так долго. — Заметив, как изменилось лицо Макса, врач поспешил добавить: — Но попытаться привезти хинин все же стоит.

Макс схватил врача за плечи, ему очень хотелось вытрясти из него мозги — но ему были нужны эти мозги, чтобы помочь Оливии. Поэтому он просто стиснул его плечи.

— Идите к ней и делайте все, чтобы помочь, в то время как я пошлю за хинином. За эти четыре дня вы либо ее вылечите, либо поддержите ее в стабильном состоянии.

Врач смотрел на Макса с явным испугом.

— Да, ваша светлость. Я сделаю все возможное. Я обещаю.

Макс отпустил его.

— Хорошо. — Большего он требовать не мог.

Но тогда почему он чувствовал, что этого недостаточно?

Ближе к рассвету Максу удалось снова нанять Пиблса, на сей раз для более дальней и, соответственно, более оплачиваемой поездки в Лондон за хинином. Утром Пиблс должен был отправиться туда почтовой каретой.

Макс вернулся в дом, разделся и устроился рядом с Оливией. На улице было холодно, даже морозно, так что Оливия, видимо, ощутила прохладу его тела и проснулась.

— Макс?

— Прости, что разбудил тебя. Спи.

— Мне становится хуже. Все болит. Я не могу даже думать.

— Что я могу сделать для тебя?

— Обними меня, — пробормотала Оливия. — Ты такой прохладный. А я такая горячая…

— Я буду обнимать тебя столько, сколько нужно.

— Не позволяй доктору возвращаться.

— Что? — удивился Макс.

— Он… — Оливия умолкла.

Он приподнялся на локте и осторожно потряс ее.

— Оливия, проснись. Мне надо знать, почему тебе не нравится доктор Грабб.

— Аа? — Ее веки дрогнули, но она не пошевелилась. Макс заметил, что со временем она все меньше и меньше двигается — лихорадка отнимает у нее все силы.

— Что не так с доктором, Оливия? — допытывался Макс. Ему было необходимо знать это. — Почему ты не хочешь, чтобы он тебе помог?

— Я хочу.

— Но?

— У него нет моего лекарства.

— Я знаю, скоро оно у тебя будет.

— Мне помогает только хинин.

Еще никогда в жизни Макс так не ненавидел это чувство тотальной беспомощности.

— Мне не нравятся пиявки. Мне не нравится, когда мне становится холодно.

— Но он говорит, что это поможет снизить температуру.

— Только… хинин…

— Если кровопускание не поможет, он даст тебе мышьяк. Он помогает при лечении малярии.

Ее веки снова задрожали, но она ничего не ответила.

Макс смотрел на нее, стараясь дышать ровно, чтобы успокоиться. Она была такая красивая, словно фарфоровая кукла.

Но когда он закрыл глаза, то увидел ее совсем другой. Оливия смеялась, когда они гуляли вместе, ее голубые глаза сияли, нежный румянец выступал на щеках. Он хотел, чтобы все это вернулось.

— Оливия, — прошептал Макс. — Ты должна поправиться. Пожалуйста.

Она не пошевелилась. Он крепче прижал ее к себе, чувствуя, что она вся горит. Но сон вскоре сморил и его.

Был уже день, когда его разбудил стук в дверь. Макс повернулся, чтобы проверить Оливию: ее дыхание было прерывистым, кожа приобрела голубоватый оттенок, которого вчера не было. Он притронулся к ее щеке — она была горячей.

— Ваша светлость? — за дверью была Кора. — Приехал доктор.

— Да, да. Проводи его.

Он говорил громко, но Оливия не реагировала. Макс уже встал и застегивал камзол, когда вошел доктор.

— Доброе утро, ваша светлость.

Доктор, казалось, намеренно игнорировал тот очевидный факт, что Макс провел ночь в постели Оливии.

И хотя доктор знал, что Макс не воспользовался бы ею в ее состоянии, но спать с такой леди, как Оливия, при любых обстоятельствах являлось бы не только пищей для сплетен, но могло погубить ее репутацию.

Максу пришлось положиться на такт доктора. А что ему еще оставалось? Он вспомнил, что ему сказала Оливия перед тем, как уснула.

— Больше никаких пиявок и холодных ванн. Они ей не помогают. Наоборот, становится хуже. У нее сильный жар.

Доктор явно удивился, но кивнул.

— Я уже думал о мышьяке. Поскольку леди такая хрупкая, я пропишу шестую часть таблетки, растворенную в сладкой воде, три раза в день. Если она справится, мы увеличим дозу. — Грабб ободряюще улыбнулся Максу. — Не теряйте надежды, ваша светлость. Я уверен, что мышьяк совершит чудеса.

Но чуда не произошло. После двух дней приема мышьяка у Оливии начался бред. Она не могла есть, температура поднялась еще выше, а круги под глазами стали пугающе черными.

Доктору пришлось признаться, что тело Оливии не справляется с мышьяком, и отказаться от этого метода. Все что осталось, заявил он, это молиться, чтобы хинин прибыл вовремя, но особой надежды на это не было.

Макс был готов задушить бесполезного доктора своими руками.

Он ходил по комнате, словно разъяренный тигр по клетке, когда вошла служанка с тазом в руках.

— А это для чего?

— Я хотела обтереть хозяйку.

Макс остановился.

— Я сам это сделаю.

— Да, сэр.

Кора поставила таз на стол около кровати.

— Я добавила в воду немного лаванды и календулы для смягчения кожи.

Сделав книксен, Кора вышла.

Макс намочил полотенце в теплой воде.

— Надеюсь, что ей будет приятно, — пробормотал он, вспомнив, какая у Оливии чувствительная кожа. Макс начал очень осторожно водить влажным полотенцем по ее телу.

Сначала она лежала неподвижно, будто тряпичная кукла. Потом ее веки дрогнули, и она открыла глаза.

— Что… что ты делаешь, Макс?

Как же он был счастлив, услышав после стольких дней ее голос!

— Я будто купаю тебя в ванне.

— Как в Стрэтфорде.

Он улыбнулся, вспомнив, как он купал ее в спальне в Стрэтфорде. Как же это было давно!

— Приятно…

— Этого я и добивался.

Оливия взглянула на него вдруг прояснившимся взором.

— Макс, почему мы так давно не получали известий от моих сестер? Я беспокоюсь.