Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты едешь в Ренн? Ну нет, ты останешься со мной.
— И что я буду делать?
— Будешь вместе со мной служить в разведке. Я командую ротой конных разведчиков, которую сам же и организовал. В свою роту я беру только отважных, ловких и решительных парней. Ты полностью нам подходишь, и я тебя не отпущу.
— А как же мой полк?
— Я сам со всеми договорюсь. В нынешней обстановке все формальности отменены. Сделать тебя драгуном будет так же легко, как мне было легко перейти из пехоты в кавалерию. Этим занимаются военные комиссариаты, и я направлю на тебя официальный запрос. Хочешь стать капралом? Я своей властью могу присвоить тебе только такое звание, и, по правде говоря, после твоего приключения с тем жандармом ты его вполне заслужил. Но перед тем, как ты дашь окончательный ответ, я должен тебя предупредить, что служба у нас не сахар. Мы не вылезаем из седла, всегда находимся на пять, а то и на все десять лье впереди наших войск, питаемся чем придется, у нас нет ни палаток, ни столовых, и круглые сутки у нас происходят стычки с бесчисленными уланами, белыми кирасирами, красными гусарами и прочей легкой кавалерией. К тому же из-за наших шинелей нас нередко принимают за пруссаков, и поэтому мы иной раз попадаем под обстрел наших ополченцев.
— Ты меня убедил. Только учти, что никакого звания мне не надо.
— Это еще почему?
— По двум причинам. Во-первых, я его не заслужил. И во-вторых, потому что ты мой друг. Я не приемлю покровительства и уж совсем не переношу, когда что-то подозрительно смахивает на покровительство.
— Ладно, договорились! Прямо сейчас мы пойдем в префектуру, а завтра переберемся на левый берег Луары и отправимся в Блуа. Там находится моя рота. Армия сосредоточивается между Вандомом, Блуа и Божанси, а нас отправляют в Солонь. Мы должны вести наблюдение за пруссаками и по возможности разведать ситуацию вокруг Орлеана. Вот таким будет твой дебют. Думаю, жаловаться тебе не придется.
Я горел желанием узнать, каким образом Омикур, оставшись один в лесах Седана, где было полно прусских патрулей, добрался до Тура и стал капитаном и командиром роты конных разведчиков.
— Ты крикнул мне: "Спасайся!", — начал Омикур свой рассказ, — и я тут же бросился на землю и притворился мертвым. Вокруг было полно трупов, так что сделать это было нетрудно. А когда два солдата, стоявшие на склоне, открыли огонь, какой-то человек, лежавший неподалеку от меня, вскочил и бросился бежать. Скорее всего, это был один из тех мародеров, что грабили мертвецов. Солдаты, разумеется, побежали за ним, это меня и спасло. Я остался лежать среди трупов, а солдаты погнались за мародером. Так я пролежал часа два, и это время мне показалось бесконечным. Сказать по правде, поле битвы во время самой битвы мне нравится больше, чем после нее, и еще я предпочитаю свист пуль и разрывы снарядов, и совсем не переношу давящую мертвую тишину. Через какое-то время я поднялся и решил перебраться через этот чертов овраг, в котором тебя, беднягу, схватили пруссаки. Поверь, спускаясь по склону, я думал о тебе. Я был уверен, что тебя расстреляли. Выбравшись из оврага, я пополз, прячась за кустами и трупами лошадей. Полз я в направлении леса, к которому мы с тобой направлялись. Передвигаться по лесу было гораздо легче, но я никак не мог понять, в какую сторону идти. В общем, я решил идти все время прямо, да так и пошел. Шел и прислушивался к доносящимся звукам, а когда слышал какой-нибудь шум, прятался за деревьями. Несколько раз натыкался на прусские патрули, но они меня не заметили. К утру я дошел до границы и вскоре уже был в Буйоне. Там, как мы договорились, я прождал тебя три дня, хотя понимал, что шансов спастись у тебя практически не было. Через три дня я сел в поезд и благополучно добрался до Парижа. Когда там узнали, что я спас знамя в окрестностях Седана, мне устроили настоящий триумф. Не забыли, разумеется, и тебя. Знаешь, тебя ведь прославляли целую неделю.
— Честно говоря, я этого не знал. Пока меня прославляли в Париже, я чуть не погиб от рук пруссаков. Репутация моя от этого выиграла, вот только пришлось латать шкуру в госпитале.
— Из Парижа я отправился в провинцию. Надо было воевать дальше, но с кем и каким образом? Регулярной армии больше не было. Я решил, что принесу больше пользы, если сам сформирую отдельное подразделение, способное вести беспокоящие боевые действия. Мне разрешили набрать собственную команду, и вот с конца сентября мы проводим бесконечные рейды по всему региону Ла-Бос и стараемся убедить пруссаков, что располагаем гораздо более крупными силами. Поверь, то, чем мы занимаемся, приносит огромную пользу, особенно если учесть, что наши генералы воюют так же глупо, как и раньше. Виссембург, Ворт и Седан так ничему их и не научили. Они по-прежнему дерутся наудачу, действуют совершенно прямолинейно и надеются только на храбрость своих солдат. Недавно в Артене наши крайне неудачно начали схватку с пруссаками. Я примчался туда и увидел, что генерал никак не может разобраться в обстановке. По этой причине он даже вылез на террасу дома, чтобы наблюдать за перемещениями пруссаков. Его могли захватить в любую минуту, но до него это не доходило. Он смотрел во все глаза, но ничего не видел, потому что куда-то дел свой бинокль. Я убеждал его, что пора отступать, но он меня не слушал. Тут какой-то фельдшер нашел его бинокль, и генерал наконец смог разглядеть, что вражеская колонна совершает обходной маневр. Только тогда, причем в последний момент, он отдал приказ к отступлению.
— Если такое творится повсюду, то как же быть нам самим?
— Давай, будем думать не о том, что делают другие, а о том, что мы сами можем сделать. Я уверен, что от этого будет гораздо больше проку. Кстати, после того злосчастного боя у Артене положение заметно улучшилось. Раньше о Луарской армии лишь трубили газеты, но сейчас она реально существует. Между Божанси и Вандомом у нас сосредоточены сто тридцать тысяч солдат и двести пятьдесят пушек. Конечно, такими силами пруссаков сходу не разобьешь. Но это только начало. К тому же нынешний главнокомандующий, похоже, пытается навести порядок и укрепить
