— Тогда мне здесь нечего делать.

— Но почему?

— Потому что генерал Бум, который привлек меня к военной службе, никогда не станет сражаться бок о бок с Рокамболем. Это уже не война, а какая-то сплошная литература.

— Ты знаком с этим господином? — спросил Омикур после того, как тот покинул двор префектуры.

— Нет.

Вольные стрелки — франтирёры

— Это один из авторов либретто к "Герцогине Героль-штейнской"[114]. Тебя удивили его слова, а между тем в них заключена жестокая правда. Вокруг и впрямь наворочено слишком много вымысла, как в низкопробной литературе. Кое-кто решил, что на войне можно обойтись без военных. Теперь их презирают, им не доверяют и хотят заменить так называемым "гражданским элементом". Что бы мы, военные, ни сказали и ни сделали, все объявляется глупостью, а то, что исходит от людей, ничего не смыслящих в военных делах, имеет шанс на официальное признание. Я не пытаюсь утверждать, что мы не наделали ошибок, но разве те, кем нас хотят заменить, не совершат еще более серьезные ошибки? Сейчас каждый, кто пролез в министры, считает, что профессионализм ни черта не стоит.

IV

Если будете в Париже, пройдитесь как-нибудь между пятью и семью часами вечера по бульвару Итальянцев от пересечения с улицей Друо до улицы Лаффит. Здесь вы увидите целую коллекцию удивительных типов, которых смело можно отнести к достопримечательностям Парижа. У этих людей нет ни гроша в кармане и вообще нет никаких средств к существованию. Если у них что-то и имеется за душой, так только отвага и хорошие манеры. Они шагают себе по бульвару, держа нос по ветру и покуривая на ходу, и ждут, что с минуты на минуту в их раскрытые бумажники свалится миллион. Утром они не завтракали, днем не уверены, что удастся пообедать, а вечером боятся идти домой, потому что дома их ожидают счета за продукты, купленные по их поручению консьержками. И все же они не унывают и терпеливо ждут свои миллионы в полной уверенности, что рано или поздно богатство само их найдет. По правде говоря, так иногда и случается. Они уже обделали свои делишки и теперь надеются, что в груде мусора отыщется золотой слиток.

В прежние времена я любил наблюдать за этим странным мирком. И вот неожиданно я обнаружил небольшую его часть в Туре, во дворе префектуры. Как и прежде на парижском бульваре, эти люди не затерялись в толпе прохожих. Они и здесь держатся особняком. Пришло время, когда Франции понадобились их услуги, и они немедленно явились, чтобы помочь своей стране.

— Вам нужны сто тысяч шерстяных рубах для трясущихся от холода солдат? Тогда вам лучше иметь дело со мной. Вы же меня знаете. Я успел уже три раза разориться: в первый раз, как изготовитель обуви, во второй раз — как директор театра, а в третий раз как банкир. Во всем, что касается поставок, я большой дока. — Вам нужны мясные консервы? Я именно тот, кто вам нужен. — Вам нужны винтовки и пушки? Я уже подготовил свои предложения. За мной стоят господа такие-то. Они владельцы реального производства, но не желают, чтобы их имена произносили вслух. У нас в одной пещере спрятаны двести тысяч винтовок. Если вы отвергнете наше предложение, тогда мы сообщим в газеты, что вы отказываетесь приобретать предлагаемое вам оружие.

Наряду с этими господами встречались также персонажи другого рода. Они не открывали двери ногой, а скромно стучали, надеясь, что им позволят войти. Как правило, это были провинциалы.

— На моей фабрике ткут самый лучший драп для военной формы. Я гарантирую поставки любых товаров со своего склада. — Вам требуются администраторы в ваши военные лагеря? Возьмите меня, я местный, я везде наведу чистоту и порядок. Солдаты больше не будут жаловаться на условия размещения. Жители Нормандии будут благословлять нашу республику, и даже в Провансе похвалят военную администрацию.

Провинциальные господа держались очень скромно и были хорошо одеты. На каждом был синий с золотыми пуговицами сюртук, цилиндр-шапокляк и брюки со штрипками. Они явно рассчитывали с помощью нарядной одежды произвести неизгладимое впечатление на небрежно одетых парижан.

Возможно, они были правы, уповая на свой внешний вид. Во всяком случае, в коридорах и на лестницах префектуры часто доводилось видеть портных, несущих своим клиентам черные пакеты с новой одеждой. В самом деле, одетый с иголочки человек производит гораздо лучшее впечатление, чем кое-как одетый неряха.

Правительство, как известно, может пасть под натиском революции, империи рушатся из-за неудачных сражений, землетрясения до основания разрушают города, и только бюрократия вечна. Стараясь поспеть за Омику-ром, занятым моим переводом в другую часть, я повсюду замечал хорошо знакомые мне признаки бюрократической системы. Никто и шага не делал, не составив отчет, протокол или досье. Приехавшие из Парижа чиновники бережно, как святыню, доставили к новому месту службы все свои вековые традиции. Отныне Франция могла спать спокойно: делопроизводство в стране не нарушено и все делается чин по чину.

Омикура гоняли из кабинета в кабинет, и я старался не отставать от него. Из военного ведомства нас отправляли в управление внутренних дел, оттуда — в полицию, затем к чиновникам префектуры. В каждом кабинете мне удавалось подслушать обрывки весьма любопытных разговоров.

— Сударь, я изобрел митральезу нового типа. Она стреляет так же далеко, как пушка седьмого калибра. Пожалуйста, помогите мне преодолеть административные барьеры. Этим самым вы окажете неоценимую помощь нашей стране.

— Зачем вы отпустили Тьера в Париж? Его надо было арестовать. Тьер — монархический агент, он плетет заговор против республики. Тьер еще вам покажет, на что он способен. Никакого перемирия, война до победного конца.

— Я придумал новый способ отправки писем в Париж. Надо забрать у контрабандистов их собак, привязать им на спины сумки, и они легко проскочат через прусские окопы.

— Я приехал в Тур из Оша. Хочу заявить на нашего префекта. В республике все чиновники должны быть республиканцами. А наш префект в прежние времена публиковал статьи в "Опиньон насьональ"[115]. Если он останется во главе департамента, тогда я ни за что не отвечаю.

— Прошу выслушать меня. Помогите мне с рудником, по поводу которого я никак не могу договориться с этими Бульмье. Они утверждают, что рудник принадлежит им, а мы считаем, что он наш. Имперские чиновники так и не сумели решить эту проблему. Я подумал, может быть, вы меня поймете, если я как