— Не знаю. Супругу растерзали в лесу, — Зуфар вцепился руками в край стола.

— И вы боитесь об этом думать, потому что правда может быть слишком болезненной?

Он еле заметно кивнул, и отвернулся от меня:

— Я безумно любил Шанталь и ненавидел. Не знаю, как ей удалось, но она смогла разрушить истинную связь. Она была каким-то исключением из волчих правил, приковывала к себе кого хотела, а сама ни к кому не испытывала привязанности. И вы ошибаетесь, я пытался сопротивляться. Разорвал с ней союз, оборвал все нити, и полностью сосредоточился на семье. Даже зная, что у нас растет сын, я отгородился от нее настолько высоким забором каким мог, — он судорожно сглотнул, и только после нескольких глубоких вздохов и выдохов смог продолжить. — Она нашла поддержку среди вампиров, начала войну. Погибла моя жена, все вокруг погрязло в крови, и я приполз к ней, Шанталь раскрыла свои объятия, и больше не смог противиться ее силе. Я был побежден и безумно влюблен. Я уже не представлял жизни без ее тела.

— Вы знаете, кто ее убил?

— Я пытался выяснить, но ничего не вышло, — он развел руками и закрыл глаза, ресницы подрагивали, словно он сдерживал слезы.

— Зачем вы пытали Вардана? Зачем вам его смерть?

— Пытать была идея Дамира, он рассказал, каким унижениям подвергал его брат, как всячески издевался над ним. Я не мог допустить, чтобы мой сын страдал. Да и сам я недолюбливал Вардана, он был ее сыном от законного мужа, ее любимцем. Она гордилась старшим сыном, а младший сын, наш плод любви, был ее разочарованием.

— Насколько я знаю, именно Дамир всегда ходил в любимчиках, — я нахмурилась, вот теперь пазл почему-то не складывался.

— Могу вас заверить, именно вашему мужу Шанталь пророчила управление империей, которую она собиралась создать. И меня это задевало, даже после ее смерти, я хотел, чтобы мой сын показал, на что способен, чтобы он расцвел в своей силе и мудрости. И я пытался ему поспособствовать, как мог. Всегда поддерживал общение, давал советы, — он обессилено плюхнулся на стул, недалеко от моего кресла.

— И желая возвеличить подлого сынишку, вы дали добро, чтобы он пытал своего брата у вас на глазах? Зуфар, такой мудрости вы хотели его научить? — я до боли прикусила губу, сдерживая свой гнев.

— Я прекратил пытки, вышел с ним на бой. Хотел в честном бою остановить мучения. Но он удивил меня, сражался до последнего, без страха, честно, несгибаемая сила воли — я его зауважал, поддался и нас растащили. Хотел бы я иметь такого сына, — он тяжело вздохнул и опустил голову, разговор измотал его похлеще любой физической нагрузки.

— Так зачем сейчас снова это все затеяли?

— Сейчас это будет честный бой. Я готов принять поражение, готов получить избавление от душевных кошмаров. Вардан — достойный противник. Если же он падет, то Дамир получит стаю. Это мой способ положить всему конец, — его взгляд прояснился, лицо стало жестким, волевым.

— Дамир продолжает вами манипулировать, это он устроил бой, а вы как всегда идете у него на поводу! Не подумав, что будет с тремя ваши детьми, как они останутся без отца? Зуфар, как вы, мудрый человек можете быть одновременно таким безрассудным? — нет, Шанталь украла у своих мужчин не только сердце, но лишила их рассудка!

— Сын уверен в моей победе. Я тоже понимаю, что силы на моей стороне. Я позаботился о всех своих детях. И пусть Дамир не идеален, но он мой сын. А Вардан стоит на пути. Увы, — он развел руками.

— И это ваш драгоценный сынок, посоветовал, как преподнести вызов наиболее выгодно? Так чтобы избавится и от меня? Ведь я становлюсь опасной для его мнимой власти?

— Николь, чему вы удивляетесь, во все времена угрозу власти устраняли, — сентиментальный момент прошел, теперь волк излучал уверенность.

— И вы уверены, что бой будет честным? — я поднялась с кресла, дальнейший разговор не имел смысла. Он уже все решил и волка не переубедить.

— Я предупредил сына. Я не собираюсь прибегать к низменным приемам.

— Вы, может, нет, а вот Дамир, способен на все.

— Мы будем сражаться друг против друга, ваши опасения беспочвенны, — я ощущала беду, и мое чутье, к сожалению, не ошибалось.

— Спасибо за откровения. Мне пора к мужу, — я кивнула головой, и направилась к выходу.

— Николь! — я обернулась.

— Вам повезло, даже среди истинных такое нежное и открытое чувство большая редкость. Я бы многое отдал, чтобы испытать настоящую взаимность с той, которую любил больше жизни, — взгляд насквозь пропитан болью, а где-то в глубине таилась зависть.

— И вы собираетесь завтра разрушить это. Мне жаль вас, Зуфар, — я покинула его дом, больше мне нечего было сказать оборотню. Он уже сам себя похоронил, сплел такую прочную паутину, что из нее ему уже не выбраться.

Новая информация должна была породить в моей голове рой мыслей, сотни вопросов. Но когда я вышла, в моем сознании как загнанный в клетку зверь трепетала только одна фраза: «Я не могу его потерять!». Все остальное меркло, превращаясь в черно-белый фон.

И пусть Зуфар в чем-то был безумен, я его понимала, ведь сама в шаге находилась от похожего сумасшествия. Я никогда не смогу полноценно существовать без своего мужа, никогда. Если погибнет он, от меня останется только пустая оболочка.

Оборотень-охранник указал мне на домик, где ожидал меня Вардан. Я уже было направилась к нему, как мой взгляд привлекла маленькая поляна, чуть поодаль домика Зуфара. Даже не сама поляна, а солнечные лучи беспрепятственно проникавшие внутрь.

И этот свет манил меня сильнее крови. Я вошла и встала посредине, подняла голову к солнцу, тело мое пылало, первый раз я ощущала, как моя кожа сияет. Подняв голову, я протянула руки с золотистому свету, впитывая его, ощущая как он проникает в меня, течет по венам, заполняет мое естество.

На какой-то миг я стала единым целым, я горела в солнечном огне, купалась, плавилась, и ощущала себя на вершине. Никогда еще ощущение силы не было таким полным, всепоглощающим. Она росло во мне, билось ключом в сознании, словно внутри открылся целебный родник, обжигающе горячий и одновременно прохладный. Дикое пламя и холод во мне стали единым целым, образуя поток сокрушительной силы, я могла исцелять, могла казнить, энергия казалась необъятной. Она открывала мне глаза, заставляя видеть тончайшие материи мира, заглядывать в центр любой сущности.

Я принимала ее, больше не отталкивая, как часть себя, то что всегда было во мне, и сейчас достигло своего апогея. Пришло отчетливо осознание — мне больше не нужна кровь. Солнце будет кормить меня всегда, и даст мне столько силы, сколько я смогу вобрать в себя.

Момент насыщения ощутила, как щелчок внутри. Моя кожа больше не светилась, я могла контролировать себя, сияние было спрятано во мне, под кожей. И пока я не захочу, оно не прольется на поверхность.