Прибыла кабина лифта, и одновременно с этим послышался шум мотора въезжающей в гараж машины. На секунду по ровным рядам припаркованных автомобилей скользнул свет фар, и еще даже меньше, чем на секунду — буквально на миг, — все вокруг стало не таким, каким было всегда.

Окружающий мир словно оказался за вращающейся двустворчатой дверью, за которой находилась совершенно другая, жуткая действительность, лежавшая не только за пределами всего привычного, но и далеко за гранью воображаемого, но при этом кажущаяся, как ни странно, удивительно знакомой.

Органы чувств Штефана вдруг фантастически обострились. Он с такой интенсивностью стал воспринимать запахи, слышать звуки и — прежде всего — ощущать местонахождение предметов в пространстве, что это причиняло ему почти физическую боль. Двери лифта еще не открылись, а он уже знал, что оттуда выйдет женщина — уже не очень молодая, но и отнюдь не старая. Он чувствовал запах ее дезодоранта, а если бы сконцентрировался, то смог бы сказать, что она ела вчера на ужин.

Присутствие владельца «мерседеса» в такой близости от Штефана было для его органов чувств просто ударом наотмашь. И не только из-за исходивших от него запахов, ощущаемых Штефаном с невероятной остротой. Он, непонятно как чувствовал, где этот человек был вчера вечером, как выглядят помещения, в которых он находился, и чем он питался в последние четыре-пять дней. Если бы Штефан попытался сосредоточиться в определенном направлении, то смог бы сказать, какие духи использовала женщина, оставшаяся в «мерседесе», и с какими мужчинами она уже была сегодня утром. Более того, Штефан определенно знал, что этот мужчина у нее сегодня отнюдь не последний.

Но это было еще не все. Далеко не все. Словно в качестве компенсации за внезапно обострившиеся другие чувства у него вдруг резко ухудшилось зрение. Окружавшие предметы в его глазах стали черно-белыми, с зернистой поверхностью и размытыми контурами, как на видеозаписи, сделанной на дешевой пленке и являющейся тридесятой копией оригинала. Тем не менее он теперь видел то, чего никогда не видел раньше. Понятие «мимика» вдруг приобрело совершенно иное значение. Стоявшему возле Штефана человеку уже не нужно было озвучивать то, о чем он думал: Штефан и сам мог это «увидеть», понять — не только по его манере держаться, напряжению мускулов на его лице, взгляду его темных глаз, в которых смешались паника и отчаянная решительность, его запаху и звучанию голоса — он ощущал это по огромному количеству различных, едва уловимых признаков, которые в своей совокупности давали гораздо больше информации, чем Штефан мог себе представить. Даже время стало каким-то другим: поскольку он теперь за тот же промежуток времени получал в сотню раз больше впечатлений, чем раньше, время словно бы растянулось и каждая секунда стала маленькой вечностью.

Двери лифта открылись (Штефан почувствовал, что одно из колесиков в очень старом механизме лифта износилось и потому уже практически не работало), и из него вышла женщина. Звук автомобильного мотора приблизился, и свет фар на полсекунды ослепил стоявшего возле Штефана человека, заставив его заморгать. В его глазах отразился блеск фар, а затем…

…а затем все вернулось на свои места.

Вращающаяся дверь завершила круг еще до того, как Штефан смог прошмыгнуть через нее в параллельную реальность. Окружающий мир снова приобрел свои обычные цвета и запахи, но они при этом, казалось, потеряли девяносто процентов своей яркости и силы. Штефану было понятно, что это всего лишь его субъективное восприятие, но он удивился тому, каким плоским, блеклым и словно бы задымленным стал окружающий мир. После того как его органы чувств на долю секунды приобрели необычайную остроту и затем утратили ее, прежнее — обычное — восприятие мира показалось Штефану притупленным, как будто кто-то задернул его глаза полупрозрачной пеленой и насовал ваты в его нос и уши. Вращающаяся дверь, казалось, втянула его довольно далеко. Но затем она одним рывком вернулась на свое обычное место, и Штефан стал воспринимать окружающий мир так, как всегда.

— Извините, — сказала вышедшая из лифта женщина, пытаясь протиснуться между Штефаном и владельцем «мерседеса», опустив глаза, но при этом украдкой все-таки чиркнула взглядом по обоим мужчинам.

И тут до Штефана дошло, что со стороны они воспринимались не просто как стоящие рядом мужчины, а как готовые ринуться в бой противники. Он сделал поспешный шаг в сторону, чтобы пропустить женщину, намереваясь сразу же заскочить в лифт. Это был его единственный путь отступления. Ему необходимо было сейчас же убраться отсюда как можно быстрее.

Однако владелец «мерседеса», похоже, решил этому воспрепятствовать: он сделал шаг к лифту и протянул вперед руки. Штефану в первое мгновение показалось, что «противник» хочет схватить его за плечо, но на самом деле тот просто пытался не дать закрыться дверям лифта. То, что он при этом толкнул женщину, чуть не сбив ее с ног, он даже не заметил.

— Подождите!

В его голосе теперь слышался легкий истерический тон, дополнявшийся лихорадочным блеском его глаз. Штефан еще больше насторожился. Владелец «мерседеса» явно находился в состоянии неустойчивого равновесия между паникой и яростным гневом, и любое действие могло спровоцировать перевес в ту или иную сторону. Штефан сделал еще один шаг и уперся спиной в заднюю стенку лифта. При этом он почти одновременно нажал кнопку самого нижнего подземного этажа — не потому, что там находился его автомобиль, а просто наугад. А возможно, потому, что самый нижний этаж находился дальше всего от этого места и от этого сумасбродного мужчины. Штефаном сейчас управляли в большей мере инстинкты, чем здравый смысл.

— Да подождите же вы! — вскричал владелец «мерседеса».

Он стоял в весьма гротескной позе: одна рука была протянута вперед, а нога, оторвавшись от пола, зависла в воздухе, как будто он хотел войти в кабину лифта, но не решался. Может быть, мужчина чувствовал, что, когда он окажется за этим порогом, исчезнет безопасная дистанция между ним и Штефаном, а возможно, среди хаоса страха, гнева и паники, которым был охвачен его мозг, еще оставалось немного здравого смысла, подсказывавшего ему, что у него еще есть последний шанс избежать опасного развития событий.

— Мне нужно с вами поговорить. Пожалуйста!

— Нам не о чем разговаривать, — заявил Штефан.

При этом он мимоходом заметил, что только что въехавший в гараж автомобиль не двигался дальше, а, по всей видимости, остановился. Остановился хотя и где-то не далеко, тем не менее за пределами поля зрения Штефана. Двери лифта, начав закрываться, тут же раскрылись снова.

— Вы меня с кем-то спутали, — сказал Штефан. — Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете.

— Сколько она вам заплатила? — не унимался мужчина. Он впился взглядом в лицо Штефана, то ли пытаясь увидеть какой-нибудь признак того, что Штефан лжет, то ли выискивая проявление слабости. — Я… я дам вам десять тысяч! Прямо сейчас. Выпишу чек. Прямо сейчас дам вам чек!

— Да не нужны мне ваши деньги, черт бы вас побрал! — воскликнул Штефан.