отношение, К. Маркс отвлекается от потребительной стоимости обмениваемых товаров для того, чтобы обнаружить то общее, которое им присуще. Таковым является абстрактный общественно необходимый труд, образующий стоимость каждого товара. Рассмотрев стоимость как таковую, К. Маркс выводит из нее меновую стоимость, развитой формой которой является цена (а не наоборот, как поступают его «критики»). Будучи денежным выражением стоимости товара, цена устанавливается на рынке, и ее уровень колеблется в зависимости от соотношения между спросом и предложением, складывающегося в данный момент времени. Таким образом, «марксистская формулировка проблемы превращения форм», т. е. проявления стоимости как формы стоимости, а следовательно, и как цены, очевидность которой так и не смогла уяснить «светлая голова» М. Блауга, «твердо поставлена на ноги».

Не понимая реального основания механизма рыночного ценообразования в условиях простого товарного производства, М. Блауг использует традиционный, довольно примитивный, вульгарный по своей сути, прием: коль скоро стоимость (то бишь ценность) есть «чистая» и «ненаблюдаемая» абстракция, то экономическая наука должна иметь дело только с ценами, которые «наблюдаемы» и доступны «восприятию». Отсюда делается вывод, согласно которому главная задача этой науки состоит в том, чтобы показать, как «именно реально наблюдаемые цены следует трансформировать в ненаблюдаемые ценности, а не наоборот».

Но этот вывод вступает в противоречие с исходной посылкой методологического приема автора, ибо сам процесс такой трансформации означает не что иное, как сведение «наблюдаемых цен» к реальной, а не к «чистой» абстракции, т. е. к рыночной стоимости («к ненаблюдаемым ценностям», по терминологии автора), на основе которой устанавливаются эти цены. Как говорится, что и требовалось доказать.

3. По мнению М. Блауга, К. Маркс дал «поверхностную интерпретацию» простого товарного производства, в котором «конкурентная борьба была не в состоянии приравнять квалифицированный труд к некоторому кратному количеству единиц неквалифицированного труда, а следовательно, и соотношения, в которых происходил обмен продуктами, не могли соответствовать количеству “общественно необходимого простого труда”, затрачиваемого для их производства». Однако по своей сути простое товарное производство есть не что иное, как смитово «раннее и примитивное состояние общества», где «товары обмениваются в соотношении, пропорциональном количеству овеществленного в них труда, так как капитал еще отсутствует». Правда, А. Смит «предположил существование такого общества только для того, чтобы проиллюстрировать действие конкуренции в упрощенной гипотетической ситуации. Но Маркс, совершенно в немарксистской манере, действительно исходит из того, что докапиталистическая экономика функционирует по таким же законам, что и смитово общество охотников за бобрами и оленями».[507]

Несостоятельность указанных положений выражается в следующих моментах.

Во-первых, «крупный методолог» в области экономической науки вступает опять-таки в противоречие с самим собой. В самом деле, с одной стороны, утверждается, что в условиях простого товарного производства конкурентная борьба еще не развита, а потому она была «не в состоянии» регулировать процесс «приравнивания квалифицированного труда к некоторому кратному количеству единиц неквалифицированного труда», а стало быть, и реальные «соотношения, в которых происходил обмен продуктами, не могли соответствовать количеству “общественно необходимого простого труда”», затраченного на производство этих продуктов. С другой стороны, подчеркивается, что в условиях простого товарного производства, характерного для «раннего и примитивного состояния общества», в котором «капитал еще отсутствует», обмен товаров совершался «в соотношении, пропорциональном количеству овеществленного в них труда» (надо полагать, общественно необходимого простого труда). Вот такая весьма своеобразная «логика» получается.

Во-вторых, как известно, А. Смит различал два состояния общества: первобытное и капиталистическое. По его мнению, в первобытном обществе весь продукт труда принадлежал работнику. Поэтому производство и обмен товаров осуществлялись здесь на эквивалентной основе, в соответствии с количеством овеществленного в них труда, т. е. законом стоимости. Напротив, в капиталистическом обществе, где появился капитал и возникла частная собственность на землю, произведенная рабочими стоимость распадается на две части: одна идет на оплату их труда в виде заработной платы, другая образует прибыль предпринимателя на весь авансированный им капитал. Кроме того, часть этой стоимости присваивает также землевладелец в виде ренты. В результате условие эквивалентного обмена между капиталом и трудом нарушается, т. е. закон стоимости при капитализме не действует. Следовательно, А. Смит выделял первобытное состояние общества вовсе не для того, чтобы «проиллюстрировать действие конкуренции в упрощенной гипотетической ситуации», как полагает М. Блауг, а по более глубоким соображениям, связанным прежде всего с необходимостью осмысления сущности закона стоимости, механизма его действия в этом обществе.

В-третьих, М. Блауг выдвигает абсурдный тезис, согласно которому будто бы «Маркс, совершенно в немарксистской манере действительно исходит из того, что докапиталистическая экономика функционирует по таким же законам, что и смитово общество охотников за бобрами и оленями». Как и в вышеуказанном случае, на это следует заметить: «Ври, да знай меру!». Напомним, по К. Марксу, в докапиталистической экономике господствующей формой ее организации являлось натуральное производство, при котором продукты труда предназначались для внутрихозяйственного потребления, т. е. для непосредственного удовлетворения собственных потребностей производителей. Однако уже в период разложения первобытнообщинного строя возникло простое товарное производство, где продукты, создававшиеся для удовлетворения общественных потребностей путем их купли-продажи на рынке, становились в силу этого товарами. Обладая известными общими чертами, оно получило значительное распространение в экономике «азиатского», античного и феодального обществ. Последние накладывали на развивающееся простое товарное производство особые, специфические определенности, которые были обусловлены экономическими системами этих обществ. Сообразно этому укреплялось действие рыночного механизма и присущих ему законов. В таком качестве простое товарное производство исторически и логически предшествует капиталистической экономике, в рамках которой товарные отношения приобретают всеобщий характер.

Сказанное красноречиво свидетельствует о сознательной фальсификации взглядов К. Маркса. Ибо он никогда не отождествлял всю «докапиталистическую экономику» с простым товарным производством «смитова общества охотников за бобрами и оленями», т. е. первобытного общества, развивающегося по законам этого общества. Поэтому негоже использовать столь вульгарно-софистический прием, который не столько опровергает марксистскую теорию стоимости, сколько дискредитирует самого М. Блауга – «крупного методолога» в области экономической науки.

Резюмируя вышеизложенное, следует отметить три весьма важных момента: 1) неоднократно предпринимавшиеся попытки «сокрушить» марксистскую теорию стоимости не увенчались успехом прежде всего потому, что ее «критики» (как «выдающиеся», так и заурядные) не понимали и, кстати сказать, до сих пор не понимают сути диалектического метода, посредством которого была выработана эта теория; 2) способы (приемы) самой «критики» покоились и зачастую покоятся на извращенном толковании отдельных положений марксистской теории стоимости, их сознательной вульгаризации, выражающейся в приписывании К. Марксу того, чего он никогда не утверждал; 3) даже наиболее «выдающиеся критики» марксистской теоретической системы так и не смогли создать сколько-нибудь значительного произведения, адекватного в теоретическом и практическом отношении «Капиталу» К. Маркса.

Важно также подчеркнуть, это касается и «критически мыслящих» представителей российской политической экономии. Напомним, среди них были не только