— Вам кого? — откликнулся он на стук.

— Мархалеву отдай, и мы сразу уйдем! — раздался в ответотвратительный бас.

Возбужденная любопытством, я осведомилась:

— А кто вас за ней прислал?

И в ответ услышала детскую глупость:

— Дед Пихто и баба Тарахто!

И хоровое “гы-гы”. Подростки, честное слово, ни опыта, ниума — “пушки” одни.

Впрочем, разве умный человек станет бряцать оружием? Умныйчеловек все конфликты решает только силой ума.

Так я и поступила — затеяла переговоры, исходя из таких вотсоображений. “Продержаться нам надо какой-то час, — прикинула я, — аспособности у меня уникальные. Я и на день, бывало, умела беседу подрастянуть,и разговорить удавалось, порой, и немого”.

— А зачем вам нужна Мархалева? — с присущим мне тактомспросила я.

— Кто много знает, тот мало живет, — философски раздалось вответ.

— Мысль ваша афористична, — заметила я, — номалоинформативна. Хотелось бы чего-нибудь поконкретней.

И я незамедлительно получилась то, что просила.

— А если конкретно, бля, то за одну Мархалеву даруем всемвам свободу. Бабу отдайте, и мы сразу отвалим.

— Всего-то, — обрадовалась я. — Раз так мало вам надо,непременно договоримся. Вижу, судьба нам послала великолепно воспитанных итонко настроенных, интеллигентных людей. Исходя из этих своих редкостныхкачеств, может, вы сообщите какая участь в дальнейшем ждет эту бабу, госпожуМархалеву?

— Не ждет ее участи никакой, — просветил меня мерзостныйбас.

Я растерялась:

— Это очень туманно. Вы что же, убьете ее?

— Зачем? Когда-нибудь все мы умрем, — услышала я новый ответи растерялась вторично.

Хотела задать вопрос, проливающий свет на фатализмчеловечества — интересно же знать почему мы все возьмем и умрем, пусть икогда-нибудь. Ведь хороший вопрос — но задать его я не успела, встрял подлыйАрнольд.

— А где гарантии, что вы нас не тронете, если мы Мархалевувам отдадим? — спросил он.

И меня озарило: “Пора завязывать с переговорами, надо срочноиз стойла “быков” выпускать!”

Что я и сделала: на ноги шустро вскочила и к заветнойкомнате понеслась, под встревоженные крики Арнольда:

— Мархалева! Куда ты? Куда?

— На Кудыкину гору! — гаркнула я, распахнув настежь дверькомнаты.

“Быки”, увидев меня на пороге, дружно отпрянули, как отчумы. Я взмолилась:

— Родненькие, что же вы здесь сидите?!

Валет настороженно спросил:

— А что мы делать должны?

— Дать бой подлым захватчикам! — рявкнула я. — Пойдитепослушайте что там творится! Там переговоры уже идут, грязная сделкасвершается! С минуты на минуту вы можете лишиться самого дорогого!

— Чего? — изумились “быки”.

— Меня! Дом осквернен присутствием банды!

“Быки”, зверея, спросили:

— И чего те бандиты хотят?

— Того же, чего и все, — ответила я и с легкой гордостьюпояснила: — Меня! Меня! Сколько можно вам говорить? Они требуют выдать меня!

— Они что, сказились? — опешил Валет. — Да Якудза на ремнинас порежет!

Я рассердилась:

— А я про что? Какие вы бестолковые! Скорее беги меняспасать!

И “быки” убежали. Я решила, что слушать пальбу с безопасногорасстояния будет приятней и осталась в комнате. У окна постояла (у родного ужешнура) да и подумала: “Кто его знает как там получится? Япошки “быков”измотали, а я у себя одна. Опять же береженого бог бережет”.

С этой мыслью я на подоконник вспорхнула, опять замоталаладони подолом костюма, обхватила руками шнур и… съехала вниз. На земле былопрохладно и влажно, но жизни здесь было больше, чем у гостеприимных “быков”.

“В кустах оно будет надежней, там Тамаркиных бойцов идождусь”, — подумала я, резво направляясь к густым полуопавшим зарослям.

Увы, это была последняя моя мысль. За спиной раздалсякакой-то хруст и все — темный провал. Оставалось только надеяться, что хрустелане моя голова. Впрочем, даже надеяться я не могла, а ведь надежда умираетпоследней.

Что же это выходит?

Перед надеждой я, что ли, умерла?

Господин Судзуки пребывал в благодушном настроении. Работанад переводом шедевра несравненной госпожи Мархалевой продвигалась успешно. Идаже профессору-переводчику не удавалось помешать этому великому делу.

“Да, конечно, — думал о своем переводчике Великий Тацу, —он, конечно, специалист, но для хорошего переводчика этого недостаточно. Нужночувствовать, ощущать душу автора: тонкую, высокую и нежную душу МархалевойСофьи Адамовны. Нужно понимать… А разве он, этот профессоришка, может…”

Вкрадчивый голос переводчика вторгся в мысль о высоком:

— Я полагаю, Тацу, что фраза: “пусть он подавится своимвшивым банком”, — являет собой классический пример иносказания. Иначе ейневозможно дать объяснение.

— Чему там нет объяснения? — пробудился от грез ВеликийДракон.

— О, нет, я конечно, смог постигнуть смысл выражения, —поспешил заверить грозного заказчика профессор — фраза, наверняка, должнозвучать так: “когда банкиру во время обеда сообщили, что у всех сотрудников егобанка обнаружен педикулез, бедняга подавился от изумления и неожиданности”.

Тацу даже не рассердился. Он грустно посмотрел на профессораи убежденно ему сообщил:

— Ты идиот. Это значит лишь то, что героине совсем не нуженупомянутый банк вместе с его владельцем. Героиня благороднейше его отдает.

— Почему? Потому, что в банке все вшивые? — не смог сладитьсо своим любопытством переводчик.

— Вон! — взорвался Великий Дракон. — С такимипреподавателями наша молодежь никогда не сможет достойно овладеть языкомсоседей.

Профессор-переводчик исчез, а Тацу вновь погрузился вприятные грезы. В ожидании возвращения Юдзана он представлял себе как сердценеприступной госпожи Мархалевой преисполнилось благодарностью к нему, ВеликомуДракону. Он сумел вовремя протянуть ей руку помощи. Сумел…

Господин Судзуки рисовал в своем воображении картины однаприятнее другой. Вот, великая Мархалева с трепетом (и может быть с любовью)принимает посланное им бесценное кимоно, наследие божественных императоров,вот…