- Дерзай князь Михаил, и не устрашись! Бог тебе поможет…

Словно эхом повторил великий князь слова старца Иринарха затворника, чудотворца, передавшему ему свое благословение, просфору и честной крест Господень. Сей крест Михаил сегодня повесил себе на шею – и теперь прижал его к губам, давя всякое волнение и страх, подспудно подтачивающий душевные силы кесаря…

Нет, сегодня нельзя бояться. Нельзя поддаваться порывам чувств – каких бы то ни было чувств: гневу, страху, жалости, раскаянию... В грядущей сече Михаилу Васильевичу предстоит хранить разум в спокойствие, руководствуясь лишь трезвым расчетом, а вот сердце придется укротить... Даже не допуская мыслей о смертях ратников, кому предстоит пасть в бою, не ярясь на противника, не поддаваясь азарту боя – да просто не ошибаясь. Ведь ошибками великого князя тотчас воспользуется многоопытный противник – гетман Жолкевский…

Последний уже выводит свое многочисленное воинство на поле перед Димитровым: крылатые гусары, панцерии, легкая шляхетская и казачья кавалерия, венгры и татары, даже собственные рейтары есть… Великий князь опасался, что вперед гетман двинет именной рейтар – и прочих татар да легких венгерских гусар, по большей части легко-стрелковую кавалерию. Но нет – против порядков московской рати ровными шеренгами строится тяжелая польская гусария… Вот кто бы мог подумать, да?!

Михаил Васильевич невольно усмехнулся, после чего подал знак рукой:

- Начинайте!

Держащийся чуть в стороне от финнов горнист тотчас протрубил сигнал атаки, что повторился в рядах рейтарских полков, построившихся перед самыми острожками. Русского полка – под командованием Петра Ушакова, и французских наемников под командованием полковника Де Лавиля. Бывший же командир московских рейтар Себастьян фон Ронин, раненый в Суздале в рубке с лисовчиками, решил сложить с себя командование, взамен попросив должность начальника телохранителей кесаря… Против чего сам Михаил был совершенно не против – ибо Себастьян уже зарекомендовал себя не только опытным офицером и храбрым солдатом, но и с лучшей стороны проявил себя в борьбе с иезуитами! Да и потом, Петру Ушакову, как и прочим русским рейтарским командирам, есть куда расти – вот пусть и растут, покажут себя в бою... Тем более, с учетом понесенных в Суздале потерь, сотню телохранителей князя пришлось вернуть в полк – потому-то фон Ронин и забрал два десятка прошедших огонь и воду финнов в свой личный эскадрон княжеских телохранителей. Теперь вон, зорко смотрит по сторонам с правой рукой на перевязи, в компании неразлучных с ним Тапани Йоло и Джока Лермонта…

Между тем, вытянувшиеся в линию рейтары обоих полков неторопливо тронулись с места, пока еще шагом следуя навстречу ляхам. Построение для рейтар, обычно караколирующих несколькими шеренгами, отнюдь не типичное – все всадники построились одним разреженным рядом, перекрыв поле грядущего боя едва ли не целиком! В то время как гусары строятся в две линии, по три шеренги в каждой – и в каждой насчитывается не менее тысячи всадников. Еще сколько-то крылатых гусар сведены в отдельную хоругвь телохранителей короля… Пока ляхи стоят на месте, даже не склонив пики к врагу – но сколько им требуется времени для разгона? Всего ничего…

Кесарь почувствовал, как невольно сильнее, чаще забилось его сердце. Маневр московским всадникам предстоит сложный, и хотя однажды рейтары уже провели его под Калязином – но лишь только часть ветеранов из состава русского полка. Французам же подобное и вовсе в новинку…

- Господи, помоги им…

Короткая молитва князя – а его всадники уже постепенно набирают ход, все быстрее сближаясь с противником. Вот перешли на легкую рысь… И тотчас ощутимо вздрогнула земля – в тот самый миг, когда тысячи жеребцов крылатых гусар тронулись с места в едином порыве! И устремились вперед, грозясь одним тараном опрокинуть московских и французских рейтар…

Михаил Васильевич замер, неотрывно следя за тем, как самоубийственно сближаются с гусарией его воины, также перешедшие на галоп – и считая шаги, разделяющие обе линии всадников. Семьдесят… Пятьдесят… Тридцать…

Двадцать.

С двадцати шагов рейтары, заранее склонившие пистоли в сторону врага и уже замедлившие коней, дали залп – оглушительный, громкий залп, пронзивший все поле боя громовым раскатом! А затем, круто развернув коней, огрызнулись и вторым залпом – прямо во время разворота… Впрочем, этот прием отрабатывается рейтарами регулярно – с той лишь разницей, что в европейских армиях они палят на развороте по неподвижным пикинерам! А не летящим на них с чудовищной скоростью гусарам, набравшим разгон перед кушированием…

Но если первыми выстрелами рейтары целили во вражеских всадников, то на развороте они палили уже по скакунам ляхов, выбивая коней первой линии гусар, вооруженных исключительно пиками! А ведь когда в плотном строю конных (ляхи перед тараном предпочитают скакать плотно, стремя к стремени) наземь кубарем летит наездник из первого ряда, да вместе со скакуном… Что неминуемо приводит к тяжелым переломам и даже смерти человека! Тогда всадник из второго ряда, следующий позади, неминуемо врезается во внезапно возникшее на пути препятствие…

И нередко летит наземь следом! Ход теряет так уж точно…

Беспроигрышный прием, безусловно – если точно попасть в ничем не защищенную грудь польского жеребца, поразив сердце или просто тяжело ранив коня. Тогда тот наверняка полетит наземь… Ну а если промахнешься – то столкновения с пикой шляхтича увы, уже не избежать…

Визг раненых жеребцов и отчаянный крик покалеченных людей встал над полем боя! Но два залпа рейтар дали достаточно дыма, чтобы на несколько мгновений закрыть от глаз кесаря линию столкновения всадников… Наконец, его взгляду предстали быстро уходящие рейтары – в линии которых, увы, появились разрывы. Причем заметно сильнее пострадали, как ни странно, французы… За спинами же рейтар держатся несколько отдельных, не очень больших отрядов гусар, сумевших не потерять хода. В то время как львиная доля ляхов или вынужденно остановила коней – или полетела на землю, практически по всей линии столкновения образовав кучу малу из сваленных в кучу людей и животных…

Навскидку оба русских