То есть Казанский собор строил человек, ничего ранее такого не строивший, под управлением человека, который своими имениями управиться не мог решительно.

А как построено! Как украшает проспект!

А ведь все петербуржцы в 1811 году плевались. Зато теперь нет, уже не плюются.

Проект, правда, говорили, был ворованный у какого-то там итальянца, но история имени этого иностранного подлеца не сохранила.

Иногда ко мне заходят соседи по загородному домовладению. Зачем они это делают, понять решительно невозможно.

Со мной-то всё ясно – я потомственный бирюк, идеал моего жизненного обустройства – это когда ветер в трубе воет, волны бьются о скалы, а я, дико хохоча, играю на органе в угловой башне, в туго натянутом на косматые брови чёрном цилиндре.

Но ведь совершенно понятно, что и соседи мои не совсем в курсе целей своих визитов.

Словно ворожей какой горбатый, подколдунок какой или что другое из оврага затягивает этих странных людей ко мне, повизгивая над лукошком.

Чего-то мнутся постоянно, мямлют разнообразное, то ёжика какого-то принесут, то колодой карт прельщают, то вдруг начнут жаловаться на жизнь. А один раз двое соседей вообще страшное предложили, несмотря на декларируемое супружество.

Всякий раз я подозреваю, что пришли за душой моей, или чтобы мозг мой выесть, или денег просить.

А недавно совсем дальняя моя соседка пришла. Из таких дальних соседок эта соседка была, что и имени не вспомнить, и на ощупь не воспроизвести. Я в это время порол на заднем дворе кнутами домочадцев – суббота. Поэтому был в настроении самом категорическом. Но к соседке вышел по-простому, без чинов, в одних алых шароварах, вроде как бы запыхавшись после лаун-тенниса.

– Пойдёмте ко мне! – говорит соседка.

– Я дрова колоть не буду! – галантерейно так отвечаю. – Не имею склонности такой. Я больше по духовной части. Исповеди, романсы, гадания, губная гармоника…

– Я хочу отдать вам розы! Вы ведь любите розы? – глядя в пол, продолжает соседка довольно глухо.

– Нет. Не люблю я розы. И вам советую: остерегайтесь тех мужчин, что розы любят. Среди них не то что приличных, нормальных нету. Мыслимое ли дело, – тут я даже кнут обронил, с которым в лаун-теннис играл, – мужчина любит розы! Тревожнейший симптом. Такие мужчины – они суть или никчемные мечтатели, или куркули… То есть или полный Гёте, или мой сосед справа.

– Всё равно. Мне уже всё равно. Я продаю дом и хочу раздать свои розовые кусты всем, кто был мне мил и дорог.

Эка, думаю, да тут же прямо «Вишнёвый сад».

Сижу теперь весь ободранный. Под проливным дождём, между прочим, неистовствовал.

Вернувшись из странствий, внезапно понял, что в доме не всё хорошо с электрической проводкой.

Во время яростной починки дважды уверовал и искрил ещё полночи самостоятельно с улыбкой, сводящей уши на затылке.

Техника, вам доложу, шагнула! Домочадцы, разбежавшиеся было в начале ремонтных работ по стылым оврагам, потянулись к теплу, доставая документы для установления личностей. У меня ж теперь электричество есть! А это значит – есть прожектор с миноносца! Не придётся мне уже, как циклопу Полифему, ощупывать ночевавшие с лосями по болотам рожи милых родственников.

Прожектор заливает неистовым светом не только мои владения, но и шарит ночами безжалостным лучом по домам соседей, такая у меня забава появилась. Злу не утаиться теперь нигде.

Третьего дня засёк за собой наблюдение, которое осуществляет за мной дедушка из соседнего дома. Опытного дедушку выдал бинокль, предательски блеснувший в лучах. Увидев блеск, я немедленно выгнулся в прыжке и, перекатившись под подоконник, начал прикидывать варианты своей новой, насквозь публичной жизни.

Вот я выхожу к завтраку в небрежно повязанном широком галстуке из нежного шелка под распашным воротником, звенящим от крахмала.

Вот я, вдохновенно откинув голову, музицирую перед гостьей, зашедшей прослушать Сарасате в три часа пополуночи с бутылкой «Клико» и розой в медвяных волосах.

Вот я во фраке на голое тело занимаюсь утренней гимнастикой, высоко подбрасывая ноги в лакированных штиблетах.

Вот мы сидим в мужской компании и раскрашиваем с большой охотой контурные карты.

От перспектив, что называется, голова кругом. Пока ограничился тем, что помахал из окна наблюдателю белым полотенцем и жестами предсказал его скорое будущее.

Обычно я живу в своём загородном домике, и там всё просто с выходом.

Ударом сафьянового сапожка распахнул резную в золоте дверь, и вот уже агрономно шагаешь, поддёргивая шаровары, по удобренным угодьям, отмахиваясь от визжащих девок-плясиц. Как пардус, сиречь барс, смотришь на своё добротворное богатство безжалостными жёлтыми глазами, перетираешь в ладонях землицу, щупаешь вымена, трясёшь шкуры, сосчитываешь бочки, диктуешь мемории, строишь планы коммерческого свойства.

А вот с городским житьём не всё так просто.

Как многие уже знают, живу я в доме повышенной диковинности. Например, одно время (я об этом подробнейше рапортовал) в мою квартиру вваливались через лифт потусторонние личности. Установил у лифта, что у меня в прихожей открывается, пост и щит с осиновыми кольями, вёдрами и просмолёнными распятиями.

Потом затопило подземным источником наш паркинг, и люди к «лексусам» и «каенам» своим брели по пояс в бензиновой мути, высоко-высоко поднимая над головами «Биркин» и «Роффекюренн Претория».

Потом установили инфракрасные датчики для открытия дощатых ворот, запирающих наш двор. Да так удачно, что только на испытаниях инфракрасных датчиков семь человек ослепло, изобретатель исчез в клубе сиреневого дыма, а ещё до ста обывателей потоптали в панике.

А тех двух из «дерзких и чётких» монтажников сплит-систем, которых мне поминают каждое собрание, скинули с колокольни по моему приказу. Конечно, ошибочно, но не зря. Однако не об них сейчас речь…

И нет никакого шанса, что остановится вся эта весёлая карусель перерождений и ужаса. Потому как ежели где завёлся я, будьте покойны, скучно не будет. В копоти, среди развалин очнётся какой-нибудь сосед мой и прошепчет, стягивая с поседелой головы взопревшую папаху:

– Вот ведь, господи, повезло как… соседом быть у такого человека!

И башкой в кирпичную крошку со всего размаху.

Вылез из обиталища и решил пройтись по подъезду пешком. На восьмом этаже, сказывали мне, разостлали ковёр и кресла расставили. Любопытно.

Не поверите – весь пол у одной из квартир (№ 16, владелец Гиллиулин Нусрет Мударисович) усыпан листиками, на которых одинаковым почерком написано: «Возвращайся скорее!» И не сказать, чтобы почерк детский.