Ее голос ворковал, убаюкивая, обещая… Что-то. Утраченное уже. А Всеволоду вдруг стало тоскливо и обидно. Причем обиды было, пожалуй, – даже больше, чем тоски.

– Там… в монастыре… то были чары… когда я и ты… когда мы с тобой…

Эржебетт кивнула:

– Чары. Но ты можешь гордиться. Ты долго не поддавался. Ты держался стойко. Очень стойко для…

Насмешливая искорка в глазах? Не может быть! Она смеется над ним?! Она смеет смеяться?!

– Для неискушенного любовью.

Всеволод выругался – грязно и зло. Да, насмешка присутствовала. Беззвучная и глубоко запрятанная, но…

– Но ведь тебе было хорошо со мной, воин-чужак?

Всеволод вспомнил, как в монашеской келье она вилась перед ним и как… и остальное, в общем, он вспомнил тоже. Отчетливо, ярко. Будто только вчера все произошло.

– Нам обоим было хорошо, не так ли?

– Так, – вынужден был признать Всеволод.

– А стоит тебе захотеть, и это повторится вновь, – острый красный язычок скользнул по сухим губам Эржебетт.

Хотя не такие уж они теперь и сухие. Губы влажно поблескивали в трепещущем факельном свете.

– И – после – повторится опять…

Глаза Эржебетт затмила влекущая поволока.

– И будет продолжаться снова и снова… Ведь мое тело достойно не только грубых деревянных тисков. Ты же помнишь мое тело. Ты же знаешь его…

Каково это было – практиковать искусство соблазна под тяжким осиновым прессом, без былой колдовской силы… чего это стоило – о том знала только сама Эржебетт. Но воздух вокруг, казалось, звенел и вибрировал от чувственной страсти, исходившей из недр каменной гробницы.

С трудом, с невероятным трудом Всеволод совладал с собой.

Поднялась и опустилась рука. Обнаженный меч звякнул о шипастую решетку над обнаженным женским телом. Резкий звук разогнал обволакивающий морок, окончательно привел в чувство.

– Хватит, тварь! Перестань! Или я прикончу тебя прямо сейчас.

Действительно, хватит! Попадать под ее чары снова он не собирался.

Губки Эржебетт скривились. Из томного взгляда ушла похоть. Невероятно, но эта нечисть-девица, замурованная в дереве, металле и камне, опять улыбалась ему. Впрочем, теперь улыбка ее была особенной. Усталая, чуть печальная, снисходительно-спокойная улыбка взрослой умудренной жизнью женщины, совсем неуместная на лице девушки-подростка.

– Все дело в том, что вас, славные, доблестные воины, изрядно ограничивают в любовных утехах. Это важно. Это позволяет не расслабляться, не разнеживаться, это подчеркивает аскетическую суровость ратного бытия. Это полезно для победы над другими воинами, но это же делает вас бессильными перед…

А вот сейчас она улыбалась уже иначе. Дерзко, вызывающе. «Перед нами, – молча, одной лишь этой своей улыбкой договорила Эржебетт. – Передо мной».

– Лидерка, – угрюмо выцедил Всеволод. То, что понял давно. – Ты – оборотень и упырь-лидерка.

– Упырь? Лидерка? – тихо переспросила она. – Нет, не то, не совсем то… Пьющая-Любящая, – лучше называй меня так. Это ближе к истинному смыслу.

А ведь Бернгард его предупреждал! С самого начала предупреждал!

– Лидерка, – задумчиво повторил Всеволод. И попробовал на язык новое, незнакомое: – Пьющая-Любящая…

– Ты умен и догадлив, воин-чужак, – Эржебетт одарила его еще одной обворожительной улыбкой. Кажется, она уже не боялась. Кажется, поняла, что нужна ему. Пока – нужна. – Ты многое знаешь и еще больше схватываешь на лету. Однако Пьющая-Любящая, как и оборотай – лишь часть меня.

– Вот как? – Всеволод смотрел на нее исподлобья. – А не много ли в тебе кроется всяческих частей, а? Оборотень, лидерка… Что еще? Кто ты есть на самом деле?

Он уже спрашивал ее об этом. Она ответила, что понять это будет трудно. И он вновь повторил свой вопрос. Потому что должен понять.

– Я? – еще одна мимолетная улыбка. Новая. Странная, таинственная. Затем улыбку будто стерли.

Странное создание, неведомое исчадие темного обиталища с глазами цвета Мертвого озера задумалось, будто прислушиваясь к собственным мыслям и ощущениям. Будто сама сейчас пыталась определить, кто же она. На самом деле – кто.

– Ну, как тебе объяснить, воин-чужак, кто я… Я – дочь сильной ведьмы вашего людского племени, а значит, тоже в чем-то ведьма. Не постигшая полностью науку ведовства, но все же – особая ведьма.

«Ведьма? Ведьмина дочь? Бернгард говорил и об этом. Но почему – особая?!»

– Я – оборотай из племени зверолюдей, но – особый оборотай.

«Опять? Почему – особый?!»

– Я – Пьющая-Любящая, испившая второго и ставшая первой.

«Потому?.. Поэтому?..»

Но я – уже ни то, ни другое, ни третье. Я – все вместе. Я беру нужное мне от каждой своей ипостаси. Это лучше. Это удобнее. Это позволяет сдерживать Жажду Пьющего и Голод оборотая, насыщаясь пищей людей и пищей иной, доступной только Пьющей-Любящей. Это помогает сохранять человеческий облик и не издыхать от серебра и солнечного света. И противиться послезакатному Часу Зверя. И использовать умения и знания, не доступные людям – тоже. И выживать… Среди оборотаев, чующих во мне оборотая, и среди пьющих, не смеющих поднять руку на Пьющую-Любящую. Среди людей я могу выживать тоже, что, должна признаться, бывает все же труднее.

– Значит, ты – все вместе? Сразу? Одновременно? – Всеволод морщил лоб и силился осмыслить услышанное.

– Мы все – одно, ибо мы – друг в друге.

Всеволод тряхнул головой. «Она – во мне, я – в ней», – так, помнится, говорила половецкая шаманка-волкодлак, пытавшаяся объяснить ему суть оборотничества. Похоже говорила… И «Лучше сказать не умею», – говорила. Но…

– Но как? Как такое возможно?

– Я предупреждала – тебе… даже тебе, сметливый воин-чужак, понять будет трудно. Потому что человеку это трудно принять. Хотя на самом деле все просто. Случилось так… Пьющая-Любящая испила могучего оборотая, после чего воедино смешались две сути: его способность менять обличья и ее колдовская сила, необходимая для того же.

Всеволод вновь вспомнил степную шаманку-оборотня и ее предсмертный рассказ.

– А я полагал, волкодлаки ищут встречную силу, что позволила бы им перекидываться.

– В этот же раз сила нашла оборотая, – ответила Эржебетт. – Но то было давно. А не так давно Пьющая-Любящая в оборотайском облике пожрала юную деву, в коей зрела еще большая сила.

– Еще большая?

– Частичка великой древней силы. Истинной силы. Силы Первых.

– Изначальных? – ахнул Всеволод от неожиданной догадки.