Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек в черном был почти уверен, что нашел главную цель своей поездки. А может быть, и главную цель своей жизни, которая очень ему нравилась. Жизни сытой, достаточно спокойной и благополучной, обремененной лишь одним или двумя поручениями за все сорок предпенсионных лет – поди плохо по нынешним временам! Тем более что всякие катаклизмы и экономические кризисы никак не влияют на его могущественного работодателя.
Нет, все складывается очень хорошо.
Работодатель не мог ошибиться с Вяльмой – кто ж знал, что их на маленьком пятачке прионежской земли окажется целых две? А исполнитель не мог ошибиться с ребенком. Этот маленький книжник – именно то, что он ищет.
Наблюдатель так увлекся своими приятными рассуждениями, что почти прозевал прибытие еще одного действующего лица. По реке со стороны озера приплыла лодка, а в ней – крепкий бородатый мужик с двуствольным ружьем за могучими плечами.
– Папа, папа! – закричала никчемная девчонка с бантами, бросившись ему навстречу.
В принципе, эта картинка мало волновала наблюдателя, разве что появление на сцене огнестрельного оружия следовало внести в «оперативную память». На всякий случай – скорее потому, что так учили, а не потому, что необходимо, – он включил прибор, усиливающий звуки, навел его мембрану на место действия, а наушник вставил в ухо. И даже громкость убавил, потому что девчонка действительно была шумная.
– Папа, ты мне привез? – требовала ответа девчонка.
«Сейчас достанет конфет, а то и мороженого», – подумал с недовольством человек в черном. Мужик прибыл со стороны озера, а там, на круизных судах можно разжиться подарками куда более цивильными, чем в крошечном поселковом магазине.
И точно, мужик подхватил свое чадо на руки и довольным голосом ответил:
– Привез, дочка.
Он сунул могучую руку под зеленую непромокаемую плащ-палатку и достал оттуда не очень толстую черную книжку с какой-то серебристой надписью. Значит, будет девчонке сегодня приятный вечерок с новыми сказками.
Впрочем, человек в черном не радовался мелкому детскому счастью. Он вообще не был способен радоваться какой бы то ни было чужой радости.
– А сказки привез, папуль? – звонко поинтересовалась девчонка, радостно тряхнув бантами.
– Конечно, – заулыбался счастливый папаша. – Со сказками, знаешь, как-то проще было.
– Знаю, – ответила кроха, забирая вторую книжку, потолще.
Увиденное почему-то насторожило наблюдателя, и он принялся быстро вертеть винты настройки своей подзорной трубы. Успел буквально в последнее мгновение, первая книжка уже исчезала из поля зрения его оптического агрегата, но и этого мгновения было достаточно. По черному ледерину книжной обложки шла контрастная серебристая – так часто оформляют учебную литературу – надпись: «Неэвклидова геометрия».
Все встало на свои места. Точнее, перевернулось. Но затем все-таки встало на свои места.
Все поселковые дети – в отход. Деревенский улыбающийся даун – в отход. Читающий мальчик – в отход. А вот крошка с бантами, изучающая науку, в которой даже параллельные прямые сходятся, – то, что надо. То, за чем его послали. И то, что он обязан увезти с собой.
Невзирая ни на каких бородатых папаш с двуствольными ружьями.
Ну, что ж. Главная цель достигнута, точнее, найдена. А значит, и главное задание того, кто послал сюда человека в черном, тоже будет выполнено.
Место: Москва.
Время: три года после точки отсчета.
Чем дольше Семен Евсеевич Мильштейн, бессменный глава службы безопасности ФПГ «Четверка» и ближайший друг ее единственного оставшегося в живых основателя Агуреева, рассуждал о перипетиях своего старого знакомого Ефима Аркадьевича Береславского, тем больше ощущал удивление и даже легкое раздражение.
Нет, Семен Евсеевич вовсе не возражал против того, что неуклюжий и, мягко говоря, не бесстрашный Ефим Аркадьевич вновь без потерь выбрался из весьма чреватых приключений. Чего тут возражать? Мильштейн очень тепло относился к Береславскому, хотя бы потому, что «друг моего друга – мой друг». А Ефим был другом и Дашки Лесной – жены Агуреева и в некотором роде воспитанницы Мильштейна.
Раздражало Семена Евсеевича совсем другое.
Он сам лишь чудом остался в живых после буйных девяностых, а особенно после памятного для всех членов «Четверки» круиза вокруг Европы на борту их собственного лайнера. Конечно, благодаря не чуду, а точному расчету, смелости и многочисленным навыкам, по большей части полученным еще в Афгане, где боец-десантник по кличке Мойша проходил службу под командованием своего лучшего друга Сашки Болховитинова, или Князя, в будущем – основателя ФПГ «Четверка».
Ефим же Аркадьевич ни в каком Афгане не служил и никакими спецнавыками – кроме разве что в области химии взрывчатых материалов – не обладал. Тем не менее, несмотря на свою негеройскую внешность и «внутренность», раз за разом выходил целым и здоровым из вполне взрослых приключений.
Определенно, в этом была какая-то загадка. И Мойша, как честный и вдумчивый человек, уже был готов признать, что в постоянном везении Ефима Аркадьевича кроется нечто ему, Мойше, непонятное, но от этого не менее реальное.
Впрочем, главное, что толстяк опять остался жив-здоров – и это, безусловно, замечательно. А его, Мильштейна, ближайшая задача – понять, кого на этот раз задел улыбчивый рекламист, и сделать так, чтобы у этого «задетого» более не возникало желания обижать специалиста, нанятого «Четверкой». Не говоря уж о том, что нанятым специалистом был Береславский, немало сделавший и для Агуреева, и для Мойши.
Исходных данных имелось немного, но достаточно для инициирования следственных действий.
Береславский был командирован во Францию поковыряться в следах аукциона, на котором господин Велесов приобрел картины якобы Шишкина. Теперь уже понятно, что именно якобы. И понимание это возникло как раз вследствие командировки Береславского. Значит, первая – и основная – версия: Ефиму пытались помешать разобраться в авторстве картин. Версия настолько основная, что для экономии сил и времени с прочими Мильштейн решил пока не связываться. Очень маловероятно, чтоб профессиональные убийцы ни с того ни с сего напали на российского туриста.
Итак, на подозрении – господин Велесов. Его связи отслежены, насколько позволяли время и возможности. Связи не ахти какие. В «загашнике» у Георгия Ивановича имелись всего три дуболома, опасные при встрече в какой-нибудь подворотне, но явно неспособные к активной и эффективной работе за рубежом, плюс осторожная бабушка Евгения Николаевна Шипилова, любительница и исследовательница творчества западноевропейских экспрессионистов. С помощью их творческого наследия она, конечно, вполне могла свести с ума воспитанного на соцреализме гражданина, но не более того: открыть пальбу из пистолета или метнуть десантный нож в неприятеля бабуля, безусловно, была бы не в состоянии.