Пока Джо Ранц, Джонни Уайт, Чак Дэй и тысячи других молодых американцев трудились в горячей каменной нише каньона Гранд-Кули летом 1935 года, тысячи молодых немцев работали над строительством другого великого национального проекта, только уже в Берлине. С момента визита Адольфа Гитлера в 1933 году, раскинувшийся на 325 акров олимпийский стадион был кардинально изменен. Прилегающий скаковой круг снесли, и теперь более пятисот компаний, нанятых нацистским правительством, готовили объект к Олимпийским играм. Для того чтобы вовлечь в проект максимальное количество людей, Гитлер издал постановление, что весь труд, по сути, должен осуществляться вручную, даже тот, который более эффективно осуществляли машины. Все рабочие, однако, обязательно должны «соответствовать нашим нормам, являться полноправными гражданами арийской расы и не состоять в профсоюзах».

Все в этом проекте было впечатляющим. Гигантская чаша олимпийского стадиона, дно которой лежало на тринадцать метров ниже уровня земли, была уже вырыта и выровнена, а центральное поле, засеянное травой, уже зеленело на солнце. Сто тридцать шесть ровно расположенных квадратных колонн уже были возведены по всему периметру будущей двухэтажной колоннады. Каркасы для семидесяти двух ярусов сидений уже были построены и могли разместить 110 000 человек. Семнадцать тысяч тонн бетона работники как раз разливали по этим формам. Семь тысяч триста тонн листового металла были сварены вместе. Более тридцати тысяч кубометров натурального камня уже привезли на стройку, и сотни каменщиков с помощью молотков и зубил придавали форму внешней части стадиона, собранной из блоков высококачественного франконского известняка цвета слоновой кости. Хоккейный стадион, плавательный бассейн, ипподром, огромный монолитный выставочный павильон, спортивный зал, греческий амфитеатр, теннисные корты, рестораны и растянувшиеся по всему строению административные здания были на различных стадиях завершения. Как и сам стадион, большинство зданий было построено из натурального камня, привезенного исключительно из Германии: известняк из Франконии, базальт – с гор Айфель, гранит и мрамор – из Силезии, травертин – из Тюрингии, порфир – из Саксонии.

Мастерская Джорджа Покока

В западной части стадиона, на идеально ровном поле, которое называлось Майфилд, уже был возведен остов огромной известняковой колокольни. Сама башня в конце строительства будет возвышаться на семьдесят шесть метров. На огромном колоколе, который туда поместят, по краю будет выведена надпись, заключенная между двумя свастиками: «Ich rufe die Jugend der Welt!» («Я призываю молодежь всего мира!»). Молодежь обязательно соберется здесь. Сначала на Олимпийские игры, а потом и по другому поводу. Всего через десять лет, в последние отчаянные дни Третьего рейха, представители «Гитлерюгенда» – мальчики в возрасте десяти-двенадцати лет – соберутся под колокольней и среди блоков высококлассного франконского известняка, в руинах того здания, которое пока только возводилось, будут расстреливать приближающихся русских парней не намного старше их самих. И в те последние несколько дней, когда улицы Берлина будут исчезать в огне, некоторых из этих немецких мальчишек – тех, кто плакал, или отказывался стрелять в противника, или пытался сдаться – офицеры выстроят напротив этих известняковых плит и перестреляют.

В двадцати пяти километрах на юго-восток, в зеленом и уютном районе Грюнау, на берегу озера вовсю шла подготовка к соревнованиям по олимпийской академической гребле и гребле на байдарках и каноэ. Грюнау располагался на западном берегу длинного узкого озера Лангер-Зее, одного из озер, образованных рекой Даме в том месте, где пригород заканчивался и взору открывались обширные луга и полоски темного леса на юго-западе Берлина. Озеро Лангер-Зее, глубокое и чистое, давно уже было центром гребного спорта в Берлине. Гребные и парусные регаты проводились здесь еще с семидесятых годов XIX века. Император Вильгельм II построил обширный летний павильон в Грюнау, чтобы императорская семья могла купаться в роскоши, наблюдая за соревнованиями или выбираясь на воду самостоятельно. К 1925 году десятки гребных клубов обосновались в Грюнау и вокруг него – среди них некоторые исключительно еврейские, некоторые – только для людей скандинавского происхождения, а некоторые принимали в свои члены представителей любой расы и религии. С 1912 года женщины наравне с мужчинами состояли в этих клубах, хотя дресс-код для женщин был уж очень неудобным для гребли: ботинки с высокой шнуровкой, длинные юбки и кофты с длинными рукавами и застегнутыми наглухо воротничками.

Для Европейского гребного чемпионата 1935 года инженеры совсем недавно завершили строительство огромной крытой трибуны вместительностью в семь с половиной тысяч человек. Длинная, покрытая травой полоса, на которой могло разместиться еще десять тысяч стоячих зрителей, простиралась вдоль берега на восток от трибуны. Теперь, в свете приближения Олимпиады, власти планировали поставить несколько массивных деревянных трибун на противоположную сторону озера. Тем временем каменщики и плотники работали над строительством большого и величественного эллинга под названием Хаус Вест, на востоке от крытых трибун, дополняющего два уже существующих эллинга – Хаус Митте и Хаус Ост. Ни один из них нельзя было даже сравнивать с теми лодочными станциями, которые знали Джо и его команда – старый ангар для гидропланов в Сиэтле и шаткие лодочные сараи в Поукипси. Здесь были величественные современные известняковые здания с красными черепичными крышами. В каждом были размещены двадцать отдельных раздевалок, четыре душевые комнаты по двадцать кабинок с горячей водой, склад на первом этаже для девяноста семи гоночных лодок и комнаты с массажными столами для чересчур уставших гребцов. Во время Олимпийских игр Хаус Вест, самый близкий к финишной линии, предполагалось отвести под административные службы, подготовить кабинеты для новостных корреспондентов, оборудовать их радиопередатчиками, телетайпами, телефонами, лабораториями быстрой проявки пленок и таможенным пунктом для помощи международной прессе с въездом и выездом из страны и с другими вопросами. В Хаус Весте также была большая открытая терраса на втором этаже. С нее открывался великолепный вид на гоночную дистанцию, так что она будет служить обзорным пунктом, откуда влиятельные мужи Германии будут смотреть олимпийские гонки, и одновременно одной из сцен, на которых они предстанут перед миром в следующем году.

В середине сентября Джо вернулся из Гранд-Кули. Он заработал достаточно денег, чтобы протянуть еще один год в условиях строгой экономии. Он ненадолго заехал в Секим, где увиделся с Макдоналдами и родителями Джойс, а потом поскорей вернулся в Сиэтл, чтобы побыть с самой Джойс. Тем летом Джойс внезапно ушла с работы на Лаурельхерст после того, как в один прекрасный день судья начал гоняться за ней вокруг обеденного стола, пытаясь воспользоваться у нее теми услугами, которые обычно не входят в перечень обязанностей горничной. Она довольно быстро нашла работу в другом доме, неподалеку, но вначале дела стали складываться не совсем удачно. В первый же ее день на работе Миссис Теллрайт, хозяйка дома, попросила ее приготовить утку a l’orange на ужин. Джойс была в ужасе. Она знала, что такое утка, и знала, как по-французски апельсины, но как эти два продукта соединить в одном блюде – было за пределами ее компетенции. Во всем, что касалось приготовления пищи, у нее были совсем простые деревенские познания. Жареная курица и мясной рулет составляли весь спектр ее блюд. Но она хотела произвести впечатление, так что старалась изо всех сил. Результат оказался не слишком вкусным, если не сказать несъедобным. Миссис Теллрайт попробовала кусочек, немного скривилась, положила вилку и сказала весело: