– Аха! Понял! – кивнул Змей, и на какой-то момент я зависла вниз головой на расстоянии метров двухсот над землей. – За царство – тебя, за тебя – камушек!

– Точно! – подтвердила я его догадку, борясь с тошнотой.

– Тогда шлазу два не отдавай, – задумчиво посоветовал Змей. – Много будет!

Сидя на шее у существа, размеры тела которого настолько не соответствовали размерам крыльев, что полет осуществлялся благодаря каким-то мистическим силам и вопреки гравитации, спорить о том, что он довольно низко оценил мою стоимость, было как-то несподручно.

– А ты плавда меня к пледшказателям погоды плиштлоишь?

– Правда! – подтвердила я, уже догадываясь, что началась процедура торга. И как-то сразу я поняла, что продемонстрирую абсолютное согласие со своей стороны на любые предложения Горыныча.

– Тольхо без пелелаботки! – пригрозила первая голова. – Знаю я этих синоптихов. Они на мне днем и ночью летать будут! Эхсплуататолы!

– Колышти лади, ишпольжуя швое шлужебное положение! – добавила возмущенно вторая.

– Вся работа – согласно трудовому законодательству Трисемнадцатого государства, – пообещала я. – Пять рабочих дней, два выходных.

– Аха! И отпусх, отпусх обязательно! Мне х маменьхе летать надобно. Инохда!

– А жить? Где я жить буду? – требовательно осведомился Юша. – Мне где попало нельзя, я же огне-ды-ша-шащий.

– И дом тебе построим из камня, – со вздохом пообещала я. – Большой! Просторный!

Горыныч восторженно взмахнул крыльями, от чего сбился ритм полета, и я глухо охнула, ощутив замирание сердца где-то в коленках.

– И двол, двол мне нужен шилокий! Для плогулок, швежим вождухом дышать.

Я, как обычно, согласилась без лишних вопросов, хотя можно было и поинтересоваться – что же ему, в небе воздуха мало? Но в этот самый момент я сама захлебывалась от переизбытка воздуха и мне было не до вопросов. Я вообще старалась открывать рот поменьше.

– Питание за с-счет гос-сударства! – продолжал Горыныч, теряя остатки совести. – Мне с-строгая диета необходима.

Пока он перечислял список любимых и полезных ему продуктов, который скорее походил на рацион небольшого города, чем на строгую диету, я подумала: возможно, Трисемнадцатому государству окажется экономически выгоднее сдаться на милость Бесу, нежели содержать это прожорливое и наглое существо.

– Ну и подалки, конешно, когда к маменьке буду выежжать, – подытожил Юша.

– А не лопнешь, деточка? – не выдержала я.

– Это да, – согласился обжора. – Вдлуг раштолштею? – и добавил: – Штоб штлашого не шлушилось и ждоловье мое бешценное не пошатнулось, во дволе надо будет шпециальные механижмы поштавить, – предложила выход вторая голова.

– Ага! Для бега с-с препятс-ствиями и нагрузки вс-сех групп мышц, – оборзела третья.

На этом мое терпение закончилось. Я решила прикинуться дурочкой и громко прокричала:

– Не поняла ничего! Не слышу!

– Да! – как ни в чем не бывало продолжил Горыныч. – Еще бешплатные ушлуги влача. Жубы мне вштавить надобно.

– Вообще вс-сех врачей, – добавила третья голова. – Я еще животом час-сто мучаюс-сь.

Ну, немудрено! Животом он мучается! Жрать чего ни попадя меньше надо! Но вслух высказаться не решилась. Опасное это и бесполезное дело – урезонивать размечтавшегося Змея Горыныча. К тому же Юша начал снижаться. Мне предстояла посадка. Мысли о том, что я сажаю на баланс Трисемнадцатого царства пожизненную статью расходов в виде ненасытного сотрудника гидрометеоцентра, стала волновать меня меньше, чем возможность собственного безаварийного приземления. Сначала я даже хотела перевернуться лицом к хвосту, чтоб оказаться хотя бы головой вверх, когда змей начнет пикировать вниз, но потом решила воздержаться. Вдруг внизу массовое скопление народа? Негоже царице бессильно сползать с хвоста. Плотно зажмурив глаза, борясь с тошнотой, паникой и усталостью, я ожидала конца. Какого? Уж как получится…

Горыныч мелко задрожал телом и громогласно провозгласил:

– Куда приземлятьс-ся будем?

– На з-землю, – с трудом выдавила я, цепляясь за шею до судорог в пальцах.

– На Дволцовую площадь? Али еще куда? – уточнил Юша.

– Ага, туда! – прокричала я что есть силы.

Горыныч вздрогнул:

– Что ж ты олеш-то так? – потом ворчливо добавил: – Я в темноте вижу плохо! Навелное, фонтаны жадену!

– Ну и черт с ними! Садись быстрее! – Мои нервы сдали еще в небе, а сейчас уже и силы были на исходе.

Пара чувствительных толчков, скрежет, грохот, всплески – и я робко открыла глаза, чувствуя, что полет закончен.

Глубокая бархатная ночь. Полная ясная луна в компании мелких светлых звезд. Легкое шуршание разгромленных фонтанов. Десяток скучающих фонарей, скудно освещающих Дворцовую площадь. Негромкое ворчание Змея Горыныча:

– Понастроят тут, пройти негде!

Все.

Явление мое свидетелей не имело. Никто меня с трепетом не ждал. Рукоплесканиями не встречал. Похоже, приземление вообще осталось незамеченным. Даже стрельцы не спешили задержать нарушителей покоя и разрушителей частной царской собственности. Вымерли все, что ли? Первая мысль, которая возникла: «Самое страшное уже случилось. Я опоздала». Впрочем, скоро до меня донеслись звуки гармони и смех. Жизнь в городе шла своим чередом. Парни с девками прогуливались по улицам, наслаждаясь прохладой ночи, отдыхали после трудового дня.

Двери дворца встретили меня как непроходимое препятствие – оказались наглухо закрыты, но на втором этаже, в тронном зале, горел свет. Во времена бытности царицей мне как-то не пришло в голову заиметь ключ от дворца. Он всегда был открыт нараспашку, можно сказать, рад моему приходу. Сейчас мне предстояло стучать в закрытые двери. Когда еще соизволят их открыть? Каждое мгновение на счету.

– Мне туда, наверх надо, – показала я Горынычу на светящиеся окна.

– Ладно, подкину, – согласился он. – Только чур за лажбитые стекла плитензий не пледъявлять!

Юша с размаху долбанул тремя лбами три дворцовых окна, и, стряхивая с себя осколки, я вылезла на пол тронного зала. С непривычки к полетам на Змеях Горынычах и после нервного напряжения ноги подкашивались, коленки дрожали, мышцы сводило. Опираясь на голову Юши, чтобы не растянуться на полу, оглядела присутствующих.

Тут, кстати, я столкнулась как раз с тем приемом, который ожидала с самого начала. Картина «Не ждали!» и немая сцена из «Ревизора» одновременно. Обалдевший от неожиданности Митька, пардон, царь Трисемнадцатого царства-государства Дмитрий. Опечаленная Баба-яга с отпавшей челюстью. Изумленный и восхищенный одновременно посторонний мужчина нестандартной наружности и прочая изумленная публика. Фрол Авдеевич, бояре Климов и Ломов, десяток стрельцов и еще кое-кто по мелочи, в общем, все свои.