Я представила себе Змея Горыныча, да еще в красной маске кровожадного вида. Прекрасно понимаю обитателей леса, тоже предпочла бы обойти это природное чудо стороной.

– Вот так, день ото дня, блуждал Крас-сная мас-сочка по лесу, по доброте душевной рас-считывая на помощь окружающих, но отпугивая их с-своим ус-страшающим видом. По чес-стнос-сти природной не нарушая с-слова, данного бабушке, и не с-снимая крас-сную мас-ску, пока окончательно не заблудился, не сошел с ума от горя и не с-сгинул в дремучем и темном лес-су.

Юша таинственно замолчал, потом прищурился и изрек:

– И с тех пор к тем жмеям голынышам, котолые не слушаютшя лодителей, не выполняют их заветов, и не плоявляют жлодейских наклонностей, по ношам является Клашная машочка и, напугав до полушмелти, утаскивает жа шобой в длемуший, темный и бешклайний лес!

Видимо, это был конец страшной и поучительной истории, потому что Юша застыл, назидательно сложив лапы на груди, и с педагогическим огнем в глазах ожидал моей реакции. Рукоплескать я не решилась, только понимающе покачала головой.

– Мне эту ишторию маменька в детштве рашшказала, когда я начал плохие шлова употлеблять, – объяснил Горыныч.

– Аха! – подтвердила первая голова. – Ну, «спасибо» там всяхие, «пожалуйста», «доблый день».

– Это потом уже она на меня лукой махнула, как на не-пе-лева-шпитуемого. Но Клашной машочки я до ших пол опашаюсь. – Горыныч тяжело вздохнул.

Что ж, у местных злодеев тоже бывает тяжелое детство, а в семье не без урода. Лично мне так очень даже повезло, что я нарвалась именно на бракованного и неперевоспитуемого Змея Горыныча, по мнению его глубокоуважаемой матушки. Поскольку, повстречай я другого, уже переварилась бы в необъятном желудке до полного исчезновения.

Мне в копилку баек у костра кинуть было нечего. Сказок страшных я так сразу не вспомнила, а пересказ фильма ужасов без визуализации не впечатляющ. В моей жизни сейчас и без фантазий происходили события, достойные пера сценариста.

Юша моих угрызений совести и изысканий правильного выхода из сложившейся ситуации не разделял.

– Очень удачно ты оттуда с-сбежала! Нечего тебе у Бес-са делать, – уговаривал он меня и смотрел сочувствующе и печально, как на больную.

Змей вообще оказался нежным и заботливым. Камушков натаскал для моей пирамиды. Где только взял? За пару дней вокруг главной пирамидки я выстроила еще четыре башенки и соединила их забором, получился почти замок. В центре хотелось водрузить флаг. Какие глупости мне в голову лезут? Листик на веточке, что ли, прилепить? Горыныч мое архитектурное творение уважал. Тщательно обходил его, отправляясь на охоту. Как-то пытался перепрыгнуть, но земля содрогнулась с такой силой, что чудом устояла не только постройка из камешков, но и дом лесничего. Представьте себе слона в полете. Это еще куда ни шло. А теперь его аварийное приземление. Впечатляет?

О питании моем, опять-таки, беспокоился.

– Худеешь и бледнеешь ты день ото дня, – вздыхал Горыныч, будто я с ним в лесу уже пару месяцев провела. – Так и с голоду помелеть недолго! На одних яблоках лазве пложивешь? Птишку тебе плинесу, пошиштишь, пожалишь – вкушно-о!

Юша прав, провиант закончился, но даже если я научусь потрошить и щипать дичь, ситуацию это не изменит. Пора что-то решать. Змей удалился на вечернюю охоту. К его возвращению я уже убедила себя, что самое правильное – отправиться к Бесу добровольно. Нельзя, чтобы целое царство погибло из-за меня. Ни один справедливый правитель не пожертвует толпой ради одного человека. А я, какая-никакая, а все же царица. Я клятву давала перед Богом и людьми – народ Трисемнадцатого царства беречь, радеть, печься о его спокойствии, благополучии и счастье. Как же я жить дальше буду, если из-за моей трусости и малодушия сгинет целое царство?

Вот только решилась я поздновато, самой мне до города никак не добраться. Эх, надо было у бабки подробнее о процедуре передачи не обещанной царской души Бесу узнать. Интересно, если я отсюда призову беса, он явится? Маловероятно. Даже если услышит, на кой я ему, ему нужно царство. Да и как-то слабо я представляла, каким образом происходит призывание Беса. Нас в школе вступать в контакт с нечистой силой не учили.

– Юша, я решилась! – сообщила вернувшемуся Горынычу.

– Птишку пощипать? Холошее дело! Щаш плинешу!

– Нет, я в Светлый возвращаюсь. Нельзя Бесу все государство отдавать. Неправильно это! Нечестно.

– Ш ума шошла? Ты хоть пледставляешь, кто такой беш? – запричитал Горыныч.

– У нехо в подземельях налоду уйма сидит! – округлила и без того немаленькие глаза первая голова. – Он и сам не знает, схолько.

– Там тебе ни с-солнышка, ни цветочков, тос-ска, темнота! – поддержала третья.

– Жгинешь ты там, как пить дать, жгинешь!

– А лучше будет, если все государство сгинет? Ни в чем не повинные люди? – возмущалась я, заодно убеждая себя в правильности своих намерений.

– Ой, да шево твоему гошудалству штанетша? – всплеснул лапами Юша.

– Ну, угонит Бес-с пару дес-сятков людишек к с-себе, ну царя нового назначит из своих чертенят. А так, как жили, так и будут жить, – равнодушно изложил картину будущего Горыныч.

– Вон, Тлипятнадцатое шарство уже лет дешать Бесу плинадлежит, и нишаво. Многие даже и не в кулше.

Я обалдела. Неужели это правда? Целое царство?

– А ты откуда знаешь?

– Ай… – Юша махнул лапой. – Плишутштвовал, когда царь Леонид хотел беша надуть. Думал, шамый умный. Только этого илода на мякине не пловедешь.

– Расскажи. Ну, пожалуйста, – попросила я. – Как все происходило?

– Да нечего там рас-сказывать, – Горыныч покачал головой. – Вечно у этих царей одно и то же. Хотят вечной жизни и благополучного царс-ствования.

– И?

– Ну, договолились. Вше как положено, договол, знашит, жаклюшили. Живет Леонид вечно и плавит швоим шалством-гошудалством до тех пол, пока шам шмерти не поплосит. А ежли умелеть жахочет, то беш его к себе плибелет, ну, душу, стало быть, и, шоответштвенно, шарство в плидачу.

– Так кто же сам о смерти просит? – удивилась я. – Тут если только хитрость какая, а так живи себе вечно да радуйся!

– У вас там все тахие наивные или только ты в детстве с кловати упала? – Змей уставился на меня как на полную дуру и повертел когтем у виска третьей головы.

– Во-пелвых, это беш! У него беж хитлости не бывает! – сказала вторая.

– А во-вторых, человечес-ский организм на с-сто лет рас-считан. Это макс-симум! При с-строгой диете и регулярной физзарядке! – пояснила третья голова.

– Аха! Он с Бесом молодым человеком доховаливался, – объяснила первая голова, видя, что я не понимаю. – Лет челез тлидцать посталел, а челез пятьдесят совсем одляхлел.