Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Теперь мы с Ирой делаем уроки только в присутствии Боба, особенно математику, с которой у нее всегда были проблемы. Он терпеливо сидит возле нее и принимает участие во всех наших домашних занятиях и тренировках.
Учительница говорит, что Боб очень хорошо влияет на Иру и что с его появлением она сильно изменилась, наконец начала раскрываться, общаться с ней и с одноклассниками. Раньше в школе она притворялась, что у нее все в порядке и что она все понимает, а потом, возвращаясь домой, расстраивалась и ничего больше не могла делать. Сейчас дела пошли на лад: она заранее планирует, как придет из школы, выведет собаку на прогулку, в общем, теперь все по-другому. В школе она держится свободнее, потому что многим детям нравится разговаривать с ней и задавать вопросы про Бобби…
Элизабет Хорнер было 4 года, когда она попросила мать ее убить. Они играли на полу в гостиной, и девочка сказала это почти автоматически, без всяких чувств.
– Я хочу, чтобы ты меня убила.
Вот так вот просто.
У Шэрон Хорнер сжалось сердце. Она решила, что не расслышала. Это же ее дочь: она только что ее щекотала, и та весело смеялась – ее малышка с обаятельной улыбкой, всегда легко заводившая друзей.
Шэрон сделала глубокий вдох. Только спокойно!
– Что ты сказала, Элизабет?
– Я хочу, чтобы ты меня убила.
Тот же самый безучастный тон.
Шэрон была профессиональной медсестрой. Она умела не терять головы в сложных ситуациях. Но оказалась не готова к тому, что дочь попросит лишить ее жизни.
– Боже, зачем мне это делать? Я же люблю тебя! Я хочу, чтобы ты была счастлива!
Она сумела сказать это так, чтобы девочка не поняла, что в этот момент весь ее мир перевернулся с ног на голову.
Психиатр диагностировал у Элизабет тревожность и депрессию и назначил «Прозак». Так началась их долгая борьба с тяжелой депрессией, тревожностью, агорафобией и болезнью, которую у девочки диагностировали уже позже, – биполярным расстройством.
Иногда лекарства помогали, но бывало и так, что от них ей становилось только хуже, особенно когда приходилось принимать несколько препаратов одновременно. В старшей школе у Элизабет начались панические атаки и острая социальная тревожность. Однажды мать высадила ее из машины перед церковью, где должно было состояться какое-то мероприятие, но Элизабет не отпустила ручку на дверце, хотя машина уже тронулась. Мать заметила ее и затормозила, но сказала дочери, что не пустит ее обратно и что та должна присутствовать на собрании. Люди начали обращать на них внимание. Элизабет с колотящимся сердцем кое-как отцепилась от машины.
Учеба превратилась для нее в настоящий ад. Из-за агорафобии она не могла выйти из дома, из-за постоянных панических атак не могла толком учиться. Ее перевели на домашнее обучение. К этому времени в семье появилось еще восемь младших братьев и сестер – в основном усыновленных, с особыми потребностями. Несмотря на все сложности, в их обществе учиться девочке было легче.
С возрастом ее психическое расстройство усилилось. Бóльшую часть времени она пребывала в тревоге и депрессии и почти лишилась надежды, что когда-нибудь сможет жить отдельно от родных. Она искала в Интернете информацию о том, что могло бы ей помочь. Мечтала, чтобы произошло что-то хорошее. Она хотела жить, а не прятаться от жизни. Хотела стать кем-то.
* * *
Примерно тогда же беговой грейхаунд по кличке Гейбл Сэндсторм тоже переживал не лучшие времена. Стройный красавец весом в 35 кг подходил к четырехлетнему возрасту и успел поучаствовать в 120 забегах в Грейхаунд-Парке в Тусоне. В этом парке не бегают чемпионы: по-настоящему быстрые собаки соревнуются в других местах, с куда более высокими ставками.
Первые годы Гейбл Сэндсторм кое-как справлялся. Но одного взгляда на его зачетную карточку было достаточно, чтобы понять, что звездой этот пес не будет.
– В лучшем случае посредственность. Не самая плохая карьера, какую мне доводилось видеть, но до чемпионской далеко, – сказал мне эксперт по собачьим бегам – которого я здесь буду называть Генри, – просмотрев результаты, которые показывал Гейбл Сэндсторм.
(Генри не хотел, чтобы я упоминала его настоящее имя, так как должен был только помочь мне оценить достижения пса, а не делать выводы о его беговых качествах.)
После каждых соревнований грейхаунды получают официальный комментарий. Это что-то вроде зачетной книжки спортсмена. Ниже вы видите комментарии, которые записывали в карточке Гейбла, когда он соревновался. В скобках – мои собственные. (В отличие от зачетных книжек большинства людей, его данные находятся в свободном доступе в Интернете. Да, Гейбл, конечно, очень сообразительный пес, но все-таки хорошо, что он не умеет читать.)
Спотыкается, отстает
Сорвал первый забег
Годен [ура!]
Негоден
Не конкурентоспособен
Конкурентоспособен [молодец!]
Негоден
Не подходит для соревнований
Отстает
Всегда последний
Сильно спотыкался
Рывок на финише, победил [превосходно!]
Не представляет угрозы
Никуда не годится [кто вообще пишет эти комментарии?]
Быстро сдается
Негоден
Никаких улучшений
Негоден
– Собаки понимают, победили или нет, – говорит Генри. – Видят, как другие бегут впереди них. Замечают, что им не дали лишнее угощение, как остальным, не восторгались так же, как победителем. Нет, их, конечно, хвалят. Но только чтобы совсем не расхолодить. В общем, не как чемпионов.
Гейбл Сэндсторм потерпел немало поражений. Он хорошо знал, что значит плестись в хвосте. Две его последние гонки не стали исключением. Официальные комментарии не оставляли псу ни единого шанса:
Предпоследняя гонка: Ухудшение результатов.
Последняя: Нет смысла соревноваться.
Словно жестокое эхо бессмертной реплики Марлона Брандо: «Я мог бы на что-то претендовать. Мог бы стать кем-то».
* * *
Когда Джо-Энн Тернбулл ищет пса для своей программы «Спасти для служения», функционирующей под эгидой крупного центра по дрессировке служебных собак «Хэнди-Дог», то выбирает очень тщательно.