– Ленину! – фыркнул Рамзин и с величайшей гордостью заявил: – Мне, конечно! Собрали ребят достойных, начали тренировать их на пустыре. Я же то место помню отлично, у меня там тачка осталась стоять после того, как…

– Да помню я, дальше!

– Так вот, начали с тренировок. Просто решили сначала хорошую команду собрать, мышцу накачать, а там видно будет, куда силу применять. А тут я с Нинкой случайно познакомился. Ну, просто силы небесные мне ее в том кафе преподнесли в подарок. Познакомились, начали тусить. Она мне все про мужа своего рассказывала, как он все пьет и ноет, что его незаслуженно уволили из инкассаторов. И как спьяну все планирует банки грабить, что, мол, проделать это проще простого. Мол, там-то и там-то, во столько-то и во столько-то, выручку снимают, и все такое. Я слова ее запомнил, проверил. Оказалось, все верняк! Дело беспроигрышное. И завертелось у нас, закрутилось.

– На Свету Карпову как вышли?

– Так решили то отделение работать, а там камер наблюдения – что грязи. Надо было что-то придумывать срочно. Тут Нинка снова возьми и брякни про мужика своего, что сидит сиднем целыми днями у окна и наблюдает. Может, говорит, на банк из окна лупится. Я макушку почесал, по подъезду прошелся. Выбор на квартиру той старухи выпал. Как туда попасть? Старуху убирать резона нет, шуму будет много. Оказалось, что дочка у нее имеется. Тихая такая, как мышка. Приручить ее мне пяти минут стоило. А старуху трогать я не собирался. Это Нинка ее сдуру грохнула. Приревновала, овца! Просекла, что я со Светкой люблюсь, и поперлась к ее мамаше отношения выяснять. Светка-то умнее намного…

– Чего же не бросил ее после ограбления? – вдруг заинтересовался Симаков. – Или влюбился?

– Это не твое дело, начальник! – вдруг разозлился Рамзин. – Ты по существу спрашивай, а за кишками моими не лезь!

– Во-во! Именно, что за кишками, сердцем-то ты любить не можешь, нутро твое звериное! Ладно, перейдем к убийству той девушки, которая…

– Да понял я, не разоряйся, – перебил его с циничной ухмылкой Рамзин. – Но вот тут я ни при чем. Это пацаны ее сработали. Она там бегать надумала, сучка глупая! И за одним из наших следить начала! Пацаны подумали, что она засланная, ну и взяли ее под видом свидания. Такую точку засветила, сука! Пацаны там схрон шикарный сделали. Туда ни одна падла не совалась. Все посадки вокруг города ваши менты обшмонали, а туда не сунулись ни разу. Вот что значит – прятаться под носом!!! И тут сука эта малахольная по дорожке побежала!

– А пытали ее зачем?

– Так думали в самом деле, что она из ментуры. Потом она будто звонила парню своему, который знал, что она там бегает. Я не вникал, пацаны занимались. Парень этот потом будто пропал куда-то.

– Искать не стали? – усомнился Симаков. – Что же так непрофессионально?

– Ага! У меня ведь штат сотрудников, как у тебя! – заржал Рамзин. – Нам на всю херню есть когда распыляться! На днях планировали еще одно место брать, а тут…

– А тут на бабах погорел, Гриша, да? – тоже засмеялся Симаков, только отвращения в его смехе звучало больше, чем веселого торжества. – Чего же на одной машине всех баб катали, а? Других, что ли, не нашлось?

– Не нашлось! – огрызнулся Рамзин зло. – Где их взять-то? На дело каждый раз по три тачки незасвеченных надо было иметь. Прикинь, сколько их за это время прошло! А тут еще для каждой бабы отдельную карету, что ли? Шикарно больно.

– Вот и засветились, – поддел Симаков с удовольствием и осторожно покосился на начальника, тот будто был доволен. – А как бы проявлял ты осторожность в любовных делах, Жорж, как бы не ездил за каждой телкой на одной тачке, глядишь, и не попался бы, и удалось бы тебе за бугор свалить.

– А чего я там забыл-то, начальник?! – фыркнул Рамзин со злостью. – В такой же тюряге шесть пожизненных отбывать? Так тут я в авторитете, а там нигерам каким-нибудь зад лизать? Нет уж… А что касается тачек и баб моих… Тут ведь, знаешь, какая философия… У каждого из нас есть слабое место! И у тебя ведь тоже есть, начальник, и у меня. А в капкан не попасться может только мертвый, начальник! А живые всегда в него попадут. Рано или поздно, но попадут. Другой вопрос, как на воле пожить. Я пожил кудряво!

– Ага, теперь кудряво станешь пожизненное отбывать, – не выдержал, вставил начальник Симакова.

– А ты меня туда еще отправь! – криво ухмыльнулся Рамзин. – И там потом удержать сумей!

– Удержим, не сомневайся! – пообещал тот с уверенностью и поднялся с места. – Ну, Игорь Сергеевич, вы тут продолжайте. И… и наша с вами договоренность остается в силе. Рапорт я подготовлю уже сегодня.

Это он про поощрение и про погоны, сразу понял Симаков, провожая начальника до двери взглядом. Уж коли так, то выходной-то в воскресный день он тем более заслужил.

Эмилия все еще ждет его звонка. И он, кажется, рад этому. И даже позволил себе несколько раз за минувшие сутки отвлекаться от важных дел и думать о ней. И сердце странным образом тут же давало о себе знать, начиная колотиться чуть быстрее и чуть тревожнее.

Нет, это было правда здорово, снова ощутить, что оно у тебя есть, не умерло, не застыло, не остановилось. И снова способно тревожиться за кого-то. А оно и впрямь тревожилось.

А ну как эта славная женщина, так похожая на него в своем славном необременительном одиночестве, передумает? Вдруг решит, что жила она так много лет без Симакова какого-то и дальше так же проживет без него. Когда захочет, уснет. Когда захочет – проснется. Захочет – приготовит, а захочет – и нет. И на лыжную прогулку выберется одна или с подругой, не требующей специального внимания и специальных слов.

Вот с этими самыми словами у Симакова была просто беда!

Он много передумал, как именно и о чем следует говорить с Эмилией. Додумался до того, что все слова, которые он собирается произносить, должны быть какими-то другими, не ежедневными, не заезженными в обиходе. Специальными должны быть слова для этой женщины. Какими-то особенными, значимыми. Чтобы она поняла, что Симаков не серый, не бездушный и что он устал ни за кого не волноваться, ему даже хочется, чтобы немного поволновались и за него. И порадовались, быть может, хотя бы вот за грядущее поощрение и новые погоны.

– Ты ведь у нас неженатый, гражданин начальник? – вдруг вклинился в его мысли неожиданный вопрос допрашиваемого. – Можешь ничего не говорить, и так вижу, что один ты. Хочешь совет?

– Я в советах преступных элементов не нуждаюсь, – произнес Симаков со сдержанным негодованием и вдруг почувствовал: ему интересно, что тот скажет.

– Ладно тебе, ни кипешуй! – ухмыльнулся Рамзин разбитыми губами, пришлось с ним повозиться при задержании. – Я ведь тут перед тобой, как на исповеди. Может, ты для меня сейчас последний отец духовный в этой жизни. Может, и до суда я не доживу. А если и доживу, то после него моя жизнь точно закончится. Пожизненное – это… Это конец!

– Что за совет? – глянул на него Симаков исподлобья, ожидая подвоха.