Это тоже было просто – они всегда обедали в одном и том же кафе, а ужинали в одном и том же ресторане на Ордынке.

Я изучила их расписание по минутам, всегда оказывалась в нужном месте чуть раньше, чтобы занять удобное место и беспрепятственно наблюдать за ними.

Я не боялась быть узнанной – парики, макияж, одежда – и сегодня я уже совершенно не напоминаю себя вчерашнюю.

Я купила такую же модную сумочку, как носила Светлана, и всегда таскала ее с собой. И вот наконец мне несказанно повезло – в один из дней Светлана, прихватив свою сумку, удалилась в туалет, и я тут же последовала за ней.

Там, у большого зеркала, Самулова поправляла макияж, сумка небрежно стояла на самом краю, и я, чуть покачнувшись, уронила ее на пол.

Бормоча извинения, присела на корточки, делая вид, что собираю содержимое, а сама ловко поменяла сумки и, зажав Светланину под мышкой, а свою вернув на угол мраморной столешницы, извинилась еще раз и вышла из туалета, сразу направляясь к выходу из ресторана.

В припаркованной через две улицы машине я вытряхнула содержимое сумки и кошелька на сиденье и – о, чудо – нашла ключ от банковской ячейки.

Все остальное оказалось даже легче. Я забрала на всякий случай все, что там лежало, чтобы в глаза сперва кинулось исчезновение весьма дорогих украшений – их я рассчитывала со временем продать какому-нибудь антиквару из тех, кто не очень озадачивается происхождением редких вещиц.

Мне же нужны были только флешки. И вот этот пакетик теперь был приклеен к стенке шкафа в моей больничной палате.

И именно их я передала Леониду Османову, когда он приехал в клинику и ошарашенно смотрел на мое перевязанное лицо.

– А ведь я вас знаю, Регина. Брат все уши прожужжал.

– Леонид, давайте оставим лирическую часть. Вот то, что я обещала. Там компромата хватит на всех. Но мне нужно успеть исчезнуть – на всякий случай.

– Я не разглашаю источников, Регина, это железное правило. Можете быть во мне уверены.

Мы сидели в самом дальнем углу зимнего сада, посетителей сегодня почти не было, еще несколько клиентов общались с родственниками поодаль от нас, и мне вдруг почему-то стало холодно – так, словно я стою на краю могилы, и оттуда, снизу, меня с ног до головы пеленает ледяной ужас. Так было на похоронах матери…

Острая боль в правом боку ослепила меня всего на миг, а потом стало легко и совсем свободно. Откуда-то сверху по белой лестнице ко мне спускались Ариша и мама, протягивая руки и улыбаясь. И мне больше не было ни страшно, ни холодно.

Аделина

Матвей гнал машину на предельной скорости, и я все время держалась здоровой рукой за поручень, боясь, что на повороте меня просто выкинет из салона.

Что же еще могло там случиться? Голос Авдеева в трубке звучал глухо и как-то растерянно, он толком ничего не мог объяснить и только просил, чтобы мы поторопились. Вот Матвей и торопился…

Возле реабилитационного корпуса светили мигалками две полицейские машины, стояла «дежурка», суетились какие-то люди.

Матвей бросил машину прямо на дорожке, помог мне выйти, и мы почти бегом направились к корпусу.

На крыльце дорогу мне попытался преградить молодой парень в лейтенантских погонах, но Матвей что-то быстро шепнул ему на ухо, и тот сдвинулся вправо, пропуская нас внутрь.

В зимнем саду работала опергруппа, а на дальнем диване полулежал кто-то, накрытый бедой простыней.

– Что тут произошло? – спросила я, увидев прокурора.

– Убийство, Аделина Эдуардовна. Актрису Шелест кто-то зарезал.

– Что?! – изумился Матвей. – Как это?

– Ножом в печень, – вздохнул прокурор. – Не знаете, у нее были посетители?

– Знаю. Сам лично выписывал пропуск журналисту Леониду Османову.

Прокурор подпрыгнул как ужаленный и кинулся к оперативникам, что-то заговорил, оживленно жестикулируя.

Матвей зажмурился и потер лицо рукой:

– Черт возьми… она на него рассчитывала…

– Так может, это не он?

– Деля… ну, не говори глупостей – на территорию клиники попасть невозможно.

– Думаешь, он такой идиот и подставился вот так по-глупому?

– Думаю, у него не было времени и не было выхода. Ему нужны были эти флешки и не нужна живая Шелест. А выяснить, что тут у нас и как, он просто не успел. Если еще не улетел, его успеют задержать прямо в аэропорту.

– Не успел, – машинально произнесла я, гладя на пятно, расплывшееся по белой простыне, укрывавшей тело Шелест. – Самолет только в одиннадцать…

– Жаль ее, – проговорил Матвей, осторожно притягивая меня за плечи к себе. – Несчастная женщина, хоть и «звезда»…

– Матвей, я хочу домой, – жалобно сказала я. – Я не могу тут…

– Деля, Деля, успокойся… – ободряюще поглаживая меня по голове, попросил Матвей. – Сегодня очень тяжелый день, ты устала, я понимаю… завтра побудешь дома, поспишь… но сейчас мы должны закончить здесь все формальности – не бросим же мы Игоря тут одного? Ты владелица, ты должна присутствовать… Держись, моя девочка, скоро все закончится.

Когда тело Регины Шелест на каталке увезли в приехавшую труповозку, я распорядилась, чтобы диван, на котором ее нашли, немедленно вывезли на помойку, а полы в зимнем саду тщательно вымыли с дезраствором и вообще привели помещение в порядок – после работы опергруппы там царил настоящий хаос.

Пообещав дежурившим санитаркам и гардеробщице двойную оплату за сегодняшнюю ночь, я оставила все хозяйство на них и Авдеева и вышла на крыльцо.

Уже была глубокая ночь, я даже не замечала, что на ногах почти двое суток.

Меня вдруг охватила такая усталость, что я готова была упасть прямо в сугроб у крыльца и лежать, пока не окоченею.

Достав из пачки сигарету, я зажала ее губами, но сил донести до кончика зажигалку уже не было, и я так и стояла с незажженной сигаретой во рту, пока на крыльцо не вышел муж.

– Вот ты где… Устала?

И тут я неожиданно для себя заплакала, уткнувшись лицом в его грудь. Матвей ничего не говорил, не утешал, не произносил какой-то нелепой и ненужной сейчас ерунды – он стоял, крепко обняв меня, и молчал. И это молчание сейчас было самым ценным, что вообще существовало.

Эпилог

Леонида Османова задержали в аэропорту. Он не стал долго отпираться и сообщил, что забрал видеозаписи и убил Регину Шелест по просьбе одного из своих телевизионных боссов, который очень не хотел увидеть собственное лицо в одной из криминальных программ. Османову предъявили обвинение в убийстве Регины Шелест, и суда он дожидался в местном СИЗО.

Сверток с флешками, на которых хранились компрометирующие высокопоставленных чиновников видеозаписи, попал в руки сотрудников правоохранительных органов.