Мать уцепилась за последние слова. Назавтра она пошла в школу и добилась от директора разрешения, чтобы учителя ходили к Володе домой.

Прошел месяц, затем другой. Наступило лето. Куличенко с друзьями окончили 11-й класс и ушли из школы.

Володю мать на все лето увезла в деревню, на козье молоко, парное мясо и свежие овощи. Он немного оправился от потрясения, но говорил мало и совсем не улыбался. Сидел весь день в доме с книжкой, выгнать его на улицу было невозможно.

Так проскочило лето, начался учебный год. Володя стал ходить в школу. Мать, глядя в окно на его сгорбленную, как у старичка, фигурку, молча глотала слезы. Учился он плохо, начались проблемы с памятью. Кроме того, он панически боялся выходить к доске, заикался, путался, бледнел, краснел. Постепенно учителя махнули на Володю рукой, считая его не совсем полноценным психически. Ставили ему троечки, лишний раз не трогали. Он и сам чувствовал, что с ним что-то не так, хоть маститый профессор и уверил мать, что сын совершенно здоров. Что-то в нем надломилось с того страшного дня, как Машка втолкнула его в туалет к Куличенко. Бывали моменты, когда он терял связь с реальностью, его преследовали видения, он снова и снова переживал случившееся, ему казалось, он слышит голоса своих мучителей, их издевательский смех. Часто во сне Володя видел себя, стоящим на коленях на холодном полу, жалким, сжавшимся в комок, ожидающим удара. Он просыпался в холодном поту и долго потом не мог заснуть: ему чудилось, что в углах комнаты прячется Куличенко и его друзья… Не суждено было осуществиться мечтам Альбины о том, что сын станет известным врачом.

Володя едва дотянул до выпускных, с трудом одолел экзамены и забился в спасительной комнатушке, не собираясь оттуда больше никуда выходить. Так они и зажили – Альбина работала, зарабатывала деньги, а Володя хозяйничал по дому, прибирал, готовил. Оба смирились и приготовились коротать жизнь в обществе друг друга.

И вдруг случилось неожиданное. Соседкой по лестничной площадке у них была старенькая баба Серафима. У нее был целый букет болезней, в том числе жесточайший артрит и гипертония. Серафима дружила с Альбиной, они часто ходили в гости друг к другу, пили чай и сладкий ликер, изготовленный старушкой собственноручно. Одалживали друг у дружки соль, яйца и муку.

Однажды, когда Володя колдовал над борщом в кухне, а мать ушла в магазин, в дверь позвонили. На пороге стояла Серафима, бледная от боли.

– Ох, Володюшка, плохо мне, помираю поди, – простонала старуха и едва не упала.

Володе пришлось подхватить ее и отвести в комнату. Там Серафима прилегла на диван и стала тихо охать и причитать, что, дескать, смерть ее пришла. Володя достал материн тонометр, измерил бабке давление – оно было под двести. Он позвонил в «Скорую», там сказали, что будут не раньше, чем через полчаса.

Старуха лежала и протяжно стонала. Вид у нее был неважнецкий. Губы посинели, глаза ввалились. Володя испугался, что она действительно умрет прямо у них на диване, не дождавшись «Скорой».

– Держитесь, Серафима Павловна, – пробормотал он и, подсев к дивану, взял бабку за руку. Он слышал, как бьется ее пульс – слабо, с большими интервалами, неравномерно – то два удара, и тишина, то три.

«Помрет точно сейчас», – мелькнуло у него в мозгу.

Внезапно он ощутил сильный холод, идущий от соседкиной руки. Неужели все, конец? Леденеет? Так быстро? Все это вихрем пронеслось у Володи в голове, он хотел вскочить, но Серафима вдруг придержала его свободной рукой.

– Стой, милый, не уходи. Посиди так. Полегчало вроде мне, как ты за руку взял.

Он продолжал сидеть, не шевелясь. Вскоре от руки старухи вместо холода пошло тепло. Володя явственно ощущал его, пальцы точно иголками покалывали. Лицо соседки на глазах из бледного сделалось розовым, синяки под глазами ушли.

В это время раздался звонок в дверь – приехала «Скорая».

– Где тут больная? – Сердитый молодой врач зашел в комнату.

– Тут я, – бодро отозвалась Серафима.

– Сколько, говорите, давление?

– 200 на 130.

Бородатый внимательно глянул на старуху и покачал головой.

– Выглядите отлично. Давайте руку. – Он снова измерил давление и нахмурился. – 120 на 80. Бабушка, знаете, что полагается за ложный вызов? Штраф…

Доктор еще долго журил смущенную Серафиму, пенял ей на то, что в городе пробки и к кому-то из-за нее машина не успела приехать. Та слушала и виновато кивала. Наконец врачи уехали. Серафима бойко подскочила с дивана.

– Как же мне хорошо-то, сынок, господи, точно помолодела на двадцать лет. И не болит ничего, тьфу, тьфу.

Она ушла. Вскоре вернулась мать. Володя вскользь пересказало ей про то, что было в ее отсутствие.

– Чепуха это все, – мать махнула рукой. – Серафима – та еще придумщица. То ей кажется, что помирает, то в пляс готова пуститься.

Посудачили еще немного, да и забыли. А вспомнили ровно через месяц. Альбина лежала с гриппом. Температура под 40, сильно болела голова. Володе было жаль мать, он принес ей чаю с лимоном, сел рядом на кровати, положил ладонь ей на лоб. И вдруг… он снова, как тогда с Серафимой, ощутил ледяной холод. Мать лежала неподвижно, закрыв глаза.

– Хорошо как, Володечка, – прошептала она.

Он ничего не отвечал и ждал. Вот холод знакомо уже сменился теплом, затем жжением и покалыванием. Альбина зашевелилась, открыла глаза.

– Как странно, – проговорила она и поглядела на сына.

– Что странно, мам? – спросил Володя, хотя ему уже было все ясно.

– Ничего не болит. И кажется, жар спал. – Альбина смотрела удивленными глазами.

Они измерили температуру – та была нормальной. Мать и сын молча глядели друг на друга. Наконец Альбина тихо проговорила:

– Тогда так же было? С Серафимой?

Володя кивнул.

– Ой, Володечка… – охнула мать и приложила к груди обе ладони.

Они стали проверять. Альбина привела всех своих приятельниц со двора. Володя держал их за руку, и через пять-десять минут недуги, мучившие их долгие годы, исчезали волшебным образом.

– Ты великий врач!!! – восклицала счастливая Альбина. – Господь услышал мои молитвы! Я знала, я всегда знала, что у меня необыкновенный ребенок!

Постепенно информация о необычных способностях двадцатилетнего юноши стала распространяться, вышла за пределы двора, и в их скромную квартирку на первом этаже повалил народ.

В мгновение ока жизнь переменилась. Появились деньги, такие, которые раньше и не снились ни Альбине с ее работой диспетчером на телефоне, ни ее запуганному тихому сыну. Большие деньги. Дорогие подарки, благодарность и признательность огромного количества людей. Непривыкшие ко всему этому мать и сын несли деньги в банк и клали на счет. За пять лет накопилось столько, что можно было спокойно купить недвижимость в Европе, и не одну.