— Это моя вина, кузина, — ответил на это Кейт, — я настоял на поспешном браке. У моей жены не было времени подготовиться к трауру, но к воскресенью она будет в черном.

Пожилые дамы улыбнулись Пруденс, и мисс Кейтсби сказала:

— Поспешность юной любви.

Кузины казались добрыми, но Пруденс подозревала, что они сплетничают, обсуждают каждую новость и пишут много писем. К завтрашнему утру описания сегодняшних событий в Кейнингзе разлетятся по адресатам. Хорошо, если у сестер позитивный взгляд, но когда правда начнет просачиваться сюда…

Пруденс позвонила в колокольчик, чтобы принесли вторую перемену блюд, мечтая, чтобы обед поскорее закончился, но сознавала, что он лишь первый в долгой череде.

Как только все положили себе на тарелки новые блюда, мисс Кейтсби поинтересовалась:

— Мы слышали, что вы попали в аварию, леди Малзард. Что случилось?

Снова вмешался Кейт и рассказал об инциденте. Конечно, он не упомянул об умышленно поврежденном колесе.

— Какой ужас! — воскликнула мисс Сесили. — Это чудо, что вы оба выжили.

— Я избежала ран благодаря храбрости Малзарда, — сказала Пруденс. — Он защитил меня от осколков стекла и обломков дерева ценой собственных ран.

— Ужасно! — сказал мистер Гуд. — Состояние дорог ужасно. Даже новые платные дороги, по которым я всегда езжу, когда доводится путешествовать, отвратительны. Хоть меня и зовут Оптимус, но когда дело касается средств передвижения, я становлюсь пессимистом.

Все заулыбались и засмеялись, но улыбка Пруденс была натянутой. Оптимус Гуд! Такое имя не забыть, особенно двенадцатилетней девочке. Он приезжал в Блайдби посмотреть знаменитое собрание книг. Вряд ли он видел ее тогда и не узнает теперь, зато он вспомнит имя Юлгрейв.

Пруденс жалела теперь, что своими недомолвками позволила Кейту пребывать в уверенности, будто она дочь хозяина Блайдби-Мэнора. Ей хотелось казаться более подходящей ему парой, но теперь ее обман может открыться в любой момент.

У нее так перехватило горло, что она больше не могла и кусочка проглотить, поэтому только отпивала по глоточку вино, пока обед подходил к концу. О Господи! Ей полагается пригласить дам к чаю. Куда? Пруденс поднялась. Будет правильно пригласить их в гостиную?

С этим проблем не возникло, сестры Кейтсби поспешили впереди нее в приятную светлую комнату, которая ей понравилась. Пруденс приготовилась к расспросам, но дамы были счастливы просто поболтать. Они пустились рассказывать о недавней трагедии в Кейнингзе, и Пруденс узнала много подробностей. Это был душераздирающий рассказ о графе, который страдал от ужасной боли и умер.

— Дорогая Флавия была такой отважной. Конечно, совершенно разбитая, но сильная, как всегда.

— Артемис пала духом, ее целыми днями не видно, но когда появляется, она все та же восхитительная молодая женщина.

— Но изменившаяся, сестра.

— Этого следовало ожидать, сестра. Такое горе… и так скоро после смерти ее бедного младенца.

— О Господи! Какое тяжелое время!

— Да. В октябре это случилось. В канун Дня всех святых, я это хорошо помню.

Меньше года назад, подумала Пруденс. Неудивительно, что рана еще болит.

— А потом ее муж, — сказала мисс Кейтсби. — Так неожиданно, и никто не знал, где Кейтсби.

— Счастье, что он так быстро нашелся.

— И сосредоточился.

В тоне мисс Кейтсби сквозил намек на удивление.

— Но как все встревожились, когда он исчез! — добавила ее сестра.

— Не исчез, дорогая, а уехал в Дарлингтон.

— Но не вернулся к ночи.

— У джентльменов свои правила, — упрекнула сестру мисс Кейтсби.

— Ох!

Они обе забыли, что она здесь?

— Он ездил навестить меня, — сказала Пруденс.

Когда сестры уставились на нее, разинув рты от изумления, Пруденс сообразила, что они подумали.

— Навестить, — быстро повторила она. — Днем.

— А! — в унисон выдохнули старые девы. — Конечно. Мы вчера вкратце слышали историю от мистера Перрьяма. Так романтично. Когда вы впервые встретились, дорогая?

Пруденс понятия не имела, какая история была рассказана.

— Несколько лет назад, когда Кейт был в отпуске.

— Столько лет в разлуке, — сказала мисс Кейтсби.

— И какое счастливое воссоединение, — вздохнула Мисс Сесили. — В другой ситуации я бы порекомендовала вам подождать, но в такое трудное время Малзарду нужен помощник.

— У него есть мистер Перрьям, — заметила ее сестра. — Какая жалость, что он снова уехал. Вокруг него все дышит Лондоном.

— Мы привыкли наезжать в Лондон, когда жили на юге, — пояснила мисс Сесили. — Мы держали дом для отца, потом для брата, но когда Джереми умер.

Новые вздохи, но другого сорта.

— Нам так повезло, что Флавия предложила нам кров.

— Да, так повезло.

Однако их вздохи наводили на мысль, что сестры, как и Перри, предпочитают Лондон провинции.

Много женщин оказывается в тяжелом положении, когда их мужчины умирают или пренебрегают ими. Это неправильно, но Пруденс не видела способа изменить несправедливый мир. Ей предстоит бороться с собственными трудностями, поджидающими молодую жену, к тому же совсем не подходящую для роли графини.

Когда Пруденс вернулась в свои покои, ее попросили прийти на примерку черного платья.

Когда она его увидела, ей пришлось скрыть разочарование. Черный цвет ей совершенно не шел и придавал лицу землистый оттенок. Креп действительно был уж очень черным и наводил на мысли о саже. Юбка и корсаж одинаковые, на отделку и украшение не было времени. Платье выглядело простым и неподобающим ее положению.

— Может быть, у вас найдется тесьма или стеклярус? — спросила Пруденс.

— Боюсь, что нет, миледи. Из-за внезапного траура мы все израсходовали и еще не пополнили запасы.

Значит, в церковь в воскресенье ей придется отправиться в этом платье, и судить о ней станут по этому наряду. Однако Пруденс поблагодарила и похвалила мастериц, которым пришлось немало потрудиться, чтобы успеть за такой короткий срок.

Возможно, голубое окажется лучше? Но когда она спросила о нем, миссис Сойер состроила гримасу:

— Боюсь, его не удалось хорошо покрасить, миледи.

Она проводила Пруденс туда, где сушилось платье.

Голубой цвет превратился в грязно-серый, а недавняя вышивка, так тщательно подобранная в тон, теперь стала черной, отчего серый цвет платья выглядел еще хуже.

— Ничего страшного, — сказала она. — Сейчас это лучше, чем ничего.