— Мне это в тебе нравится, — улыбнулась Пруденс.

— Что?

— Ты говоришь, что думаешь. И твое мнение у тебя на лице написано.

— Это-то и довело меня до беды. Я тебе не рассказывал?

Пруденс не хотелось, чтобы хоть малейшая тень легла на это утро, но если Кейту нужно выговориться, она его выслушает.

— Что?

Кейт прислонился к столбику кровати.

— Мне приказали продать военный патент.

— Почему?

— Чтобы избавиться от меня. Меня могли выгнать из армии с позором и разжаловать. Тогда и патент нельзя было бы продать. А это единственные средства, с которыми уходит из армии большинство офицеров.

— Выгнать? За что?

— За постоянный отказ подчиняться дисциплине и, как заявили, побуждение других к тому же. У меня стойкое отвращение к идиотским порядкам и бессмысленным правилам. Я пытаюсь подавить их здесь, но чувствую, что они только нарастают.

— Что за идиотские правила?

— Здесь? Например, клерки должны вставать всякий раз, когда я вхожу в комнату. Это отвлекает их от работы, порой приводит к кляксам или другим погрешностям, но, как меня проинформировали, это должно быть именно так и не иначе. Думаю, потому, что Фламборо, Драмкоту и остальным нравится почитание.

— У слуг тоже свои ранги. И каждый надеется, что есть кто-то ниже, кто будет исполнять приказы.

Кейт уныло улыбнулся:

— Родившись в высших сословиях и имея много подчиненных, я не могу это комментировать. Ты ценишь такие условия?

Пруденс задумалась.

— Нет, но это восхитительно — иметь слуг, которые делают жизнь удобной.

— В самом деле?

— Какие правила ты нарушал в армии?

— Большей частью те, что касаются мундира. И не только моего, но и моих людей. Их могли наказать за потерянную пуговицу или неначищенную кокарду. Хорошие генералы во время боев на многое смотрели сквозь пальцы. Но как только наступало перемирие, снова цеплялись к каждой пуговице и поклону и наказывали нарушителей. А еще муштра. Вернувшись из боя, мы все скучали, и бесконечная муштра не помогала. И я придумал тренировки, которые могут помочь в настоящем бою. Это посеяло раздоры. Некоторые из моих людей предпочитали скуку, другим нравился мой режим. Но большинство офицеров не хотели волнений и беспокойства. Я неугомонный и беспокойный человек.

«Это и привело тебя в Дарлингтон… и ко мне».

— Мне предложили полк, отправлявшийся в Индию, где моя беспокойная натура могла пригодиться, но я отказался. Понимаешь, это слишком далеко от Кейнингза. — Кейт смотрел в окно. — Ты не задумывалась, что если очень сильно чего-то хотеть, то на пути к желаемому непременно возникает хаос?

Если бы не минувшая ночь, Пруденс подошла бы ближе и коснулась его. А теперь ей осталось только говорить:

— Ты ни в коей мере не повинен в смерти брата, Кейт.

Он взглянул на нее:

— Мы спорили, и спорили яростно.

Артемис обвинила его? Определенно нет, иначе бы он так не верил в нее.

— Спор никого не убивает.

— Я однажды слышал, что человек умер от гнева, но Роу даже не побагровел во время спора. Он был бледен и холоден. Как всегда.

— Что его так разозлило?

— Я. Как всегда. Его оскорбляла сама моя натура, и у него были на это причины. Я во многом потерпел неудачу и вечно вносил смуту в чью-то размеренную, упорядоченную жизнь.

Кейт по-прежнему смотрел на нее.

— Моя жизнь была совсем не упорядоченной, — призналась Пруденс.

— Но возможно, я сделал ее хуже.

Пруденс подошла к нему, просто чтобы быть ближе.

— Мы уже это обсуждали. Моя жизнь никак не ухудшилась из-за твоих действий.

— Спасибо тебе. — Кейт взял ее руку. — У меня свои демоны. То, что Роу не верил в меня, очень уязвляло. В военное время я считался хорошим офицером, никто не станет этого отрицать, но здесь это ничего не значило. Роу знал, что мне предложили отправиться в Индию, и был в ярости, что я не оценил такую прекрасную перспективу. Конечно, он знал все межармейские истории. Люди с радостью доложили ему об этом, и никто из них не являлся моим другом. Меня возмущало все, что Роу говорил и на что намекал. Меня оскорбляла его уверенность, будто он как глава семьи может командовать мной. Мы растравили друг другу старые раны, и оба наговорили такого, чего на самом деле не думали…

«О ребенке, — сообразила Пруденс. — Но твой брат именно так и думал, а ты до сих пор не знаешь об этом».

— В конце концов, я хлопнул дверью и, как говорится, отряхнул прах Кейнингза со своих сапог только с теми деньгами, что были у меня в кармане. Я приехал с Джебом в Нордаллертон, чтобы в карете отправиться в Лондон, и отослал Джеба с Орешком обратно. Если бы я взял лошадь и поехал на юг верхом, Роу не стал бы обвинять меня в конокрадстве, но я был решительно настроен не брать того, что мне не принадлежит. Гордость и глупость. Но это свело нас с тобой вместе, — заключил Кейт с улыбкой. — Так что это был не такой плохой порыв, как в то время казалось.

— Из-за этого порыва ты оказался в ловушке.

Пруденс пришлось это сказать.

— Если ты внимательно слушала мою историю, то знаешь, что я никогда не позволяю правилам поймать меня в ловушку.

Пруденс покачала головой, ей так хотелось притянуть Кейта к себе, но Карен объявила, что завтрак подан, и момент был упущен.

Они прошли в будуар и сели за маленький стол.

— Ты говорил вчера с матерью? Она очень сердится?

— Злится. — Кейт налил себе эль. — Она не слишком эмоциональна, но легко раздражается и цепляется за свои идеи. Заявила, что я глупец, раз женился так неразумно. Я сказал, что если она познакомится с тобой, то переменит свое мнение.

— В этом платье? — спросила Пруденс.

— Дело не в платье. Она отойдет. Ей нужен внук и наследник в детской, а ты сосуд.

Пруденс подняла глаза от чая, желая задать очевидный вопрос, но, не зная, как.

— Она все еще жует свою горькую жвачку, но, по пословице, она не одна нос морозит, чтобы бабушке досадить.

— В твоих словах тоже горечь, — заметила Пруденс. — Она твоя мать и должна любить тебя.

— Какое милое замечание! И странное… Тебе не кажется? Материнская любовь — это какая-то алхимия? Если так, то здесь она не работает. Мы с ней понимаем друг друга так же мало, как я и Роу, и никто из нас не видит потребности преодолеть это. У меня были любящие няня и слуги, а у нее наследник, на котором она сосредоточилась, который должен был остаться здесь и украсить ее жизнь.

— Это очень странно.

— Да? Как я сказал, это не редкость, возможно, потому что в местах вроде Кейнингза родители редко видят своих детей.