а также уверенность, когда тысячи самых мощных коммерческих предприятий в мире разорялись… когда вы зашли в тупик, когда в воздухе пахло революцией, что помогло вам?.. Мы отправили вам миллион шестьсот тысяч кип хлопка как раз вовремя, чтобы спасти вас от гибели… Мы продали его за 65 миллионов долларов и спасли вас». Рабство продемонстрировало превосходство южной цивилизации, продолжал Хэммонд. «Во всех социальных системах всегда существовала прослойка, выполняющая тяжелую и низкооплачиваемую работу… Она формирует самые низы общества… Такая прослойка должна существовать и у вас, или же у вас не сформируется другая, которая поведет общество к прогрессу, цивилизованности, изысканности… Ваши наемные работники физического труда, ваши „рабочие руки“, как вы их называете, по сути своей рабы. Разница же между нами в том, что наши рабы наняты пожизненно и получают за это хорошую компенсацию… а ваши наняты на один день, о них никто не заботится, а о достойной компенсации не может идти и речи»[402].

В южной пропаганде упоминание о «низах общества» использовалось активнее. Наиболее крайнее выражение эта тема нашла в работах Джорджа Фицхью. Этот потомок первых виргинских переселенцев написал большое количество трудов, посвященных «краху свободного общества». В 1854 и 1857 годах он собрал свои очерки в книги, названные соответственно «Социология Юга» и «Все они людоеды!». Последняя увидела свет за несколько недель до начала кризиса 1857 года и, казалось, почти предсказала его. Свободный труд в условиях капитализма, писал Фицхью, это война всех против всех, своего рода социальный каннибализм. Он считал «рабство естественным и нормальным условием для общества, тогда как ситуация на Севере неправильна и даже аномальна». Даровать «людям равенство прав есть не что иное, как выдавать сильному разрешение на угнетение слабых… [ибо] капитал осуществляет более универсальное принуждение свободных тружеников, чем хозяева — своих рабов, ибо свободные труженики должны постоянно работать либо голодать, в то время как рабов поддерживают вне зависимости от того, работают они или нет… [Поэтому] мы, рабовладельцы, говорим вам, что вы должны вернуться к домашнему рабству — старейшей, наилучшей и наиболее привычной форме социализма… естественной и нормальной среде для всех трудящихся, белых или черных»[403].

Теория Фицхью несколько выбивалась из основной шеренги доводов защитников рабства, которые проводили четкое различие между свободными белыми и чернокожими рабами, признавая бесконечное превосходство первых на основании цвета их кожи. Хотя взгляды Фицхью были эксцентричными, они не были уникальными. Некоторые сторонники рабства проводили различие между свободными земледельцами Юга и рабочими или фермерами Севера. Южане обладали превосходством, потому что жили в рабовладельческом обществе. Янки же, вполне возможно, годились лишь на то, чтобы быть рабами. Чтобы подкрепить этот тезис, южане изобрели генеалогическое древо, где янки представали потомками средневековых англосаксов, а южане — потомками их завоевателей-норманнов. Такая разная кровь текла в жилах пуритан, поселившихся в Новой Англии, и «кавалеров», колонизовавших Виргинию. «Народ Юга, — сделала вывод Southern Literary Messenger, — происходит от элиты… известной как „кавалеры“… прямые потомки норманнских баронов Вильгельма Завоевателя, от элиты, отличающейся с древнейших времен своим воинственным и бесстрашным характером, и во все времена — мужеством, благородством, честью, добротой и образованностью»[404]. Поэтому, если дело дойдет до битвы, один южанин-норманн, без сомнения, одолеет с десяток подлых саксов-янки.

Было ли или не было превосходство южан результатом «различия рас народов Севера и Юга», как это полагала Southern Literary Messenger, в любом случае столь превозносимые добродетели общества свободных тружеников являются ложью. «Величайшим злом северного свободного общества, — настаивала одна южнокаролинская газета, — является то, что оно обременено холопским классом мастеровых и рабочих, неспособных участвовать в самоуправлении, однако облеченных правами и полномочиями граждан»[405]. А газета из Джорджии была еще более выразительна, демонстрируя свое отвращение: «Свободное общество! Нас тошнит от этого названия! Это всего лишь скопище засаленных мастеровых, грязных механиков, мелких фермеров и помешавшихся философов!.. Тот господствующий класс, который можно встретить [на Севере], — это работники мастерских, пытающиеся освоить хорошие манеры, и копошащиеся в земле мелкие фермеры, которых недостойно поставить наравне даже со слугами джентльмена с Юга»[406].

Северная пресса заметила и перепечатала эти статьи. По всему было видно, что янки не оценили социологические изыски южан. Иногда ответ был благодушным, о чем, например, свидетельствовал лозунг во время одного из раундов дебатов Линкольна и Дугласа: «МЕЛКИЕ ФЕРМЕРЫ, НИЗЫ ОБЩЕСТВА И ЗАСАЛЕННЫЕ МАСТЕРОВЫЕ ЗА АВРААМА ЛИНКОЛЬНА». Порой реакция была гораздо более раздраженной и даже непригодной для печати. Без сомнения, некоторые солдаты, несколько лет спустя проходившие по Джорджии и Южной Каролине в составе армии Шермана, знали, какими эпитетами их награждали на Юге.

В любом случае, в этой войне колкостей и оскорблений северяне не оставались в долгу. В своей знаменитой речи во время предвыборной кампании 1858 года Уильям Сьюард высмеял убеждения южан в том, что «труд в любом обществе, осуществляемый кем бы то ни было, всегда духовно беден, унижен и низменен». Из этих убеждений и берет начало отсталость Юга, говорил Сьюард, массовая неграмотность населения и зависимый, колониальный характер его экономики. В противоположность этому, «система свободного труда гарантирует всеобщее образование и с помощью открытых возможностей трудоустройства для… всех классов общества… приводит в крайне энергичное движение все физические, моральные и социальные силы целого государства». Надвигается столкновение между двумя системами, «неотвратимый конфликт между противостоящими постоянными силами, и это означает, что Соединенные Штаты должны и будут… превращаться либо целиком в рабовладельческое государство, либо целиком в свободное»[407].

Южане заявляли, что свободный труд провоцирует волнения и забастовки. Разумеется, это так, соглашался Авраам Линкольн во время поездок по Новой Англии в марте 1860 года, которые как раз совпали с забастовкой обувщиков. «Я счастлив видеть, что в Новой Англии установилась система, при которой рабочие могут бастовать тогда, когда они хотят. (Одобрительные крики.)… Мне по душе система, когда человек может уволиться тогда, когда сам этого захочет, и я хотел бы, чтобы она распространилась повсюду. (Оглушительные аплодисменты.)» Доблесть свободного труда, говорил Линкольн, в том, что он устанавливает правила открытой конкуренции для восходящей мобильности, конкуренции, при которой большинство американцев заканчивают свой жизненный путь далеко не там, где они его начинали. «Я хочу, чтобы у каждого человека была возможность (и я считаю, что и у черного человека тоже) улучшить свое положение в жизни». В этом и заключается важность неотвратимого конфликта и разделенного дома, сказал в заключение Линкольн, ибо если Юг настоит на своем, то «свободным трудовым отношениям, при которых бастовать можно, придется уступить дорогу рабовладению, при котором бастовать нельзя!»[408]