– В общем, вы просто дружили?

– Нет, мы не дружили, я любил ее, понимаете? Любил! А она! Она, – молодой человек путался в словах, – она предала меня! Она нашла какого-то другого. Я понял, что она меня предала, я хотел с ней просто поговорить, поговорить, не больше. Но она начала смеяться. Я не люблю, когда надо мной смеются.

– А топор вы где взяли? С собой принесли?

– Зачем? Охраннику топор не положен, – он задумался. – Топор лежал в подсобке, я не знаю, как он оказался у меня в руках, не помню. Она кричала сильно, и у меня стучало в голове такими молоточками, знаете, больно так. Наверное, я ударил, не помню.

– А куда дели орудие убийства?

– Топор? Он у меня дома, я вам отдам.

«Надо проводить судебно-психиатрическую экспертизу, – подумал Аванесов. – Парень явно не в себе».

Топор со следами крови Тамары действительно нашли у Кирилла дома под диваном.

Кирилла увели. А через пару дней дежурный сообщил, что Аванесова разыскивает какая-то женщина. Дама была в возрасте, но со следами былой красоты на лице.

– Я тетя Кирилла, мне нужно с вами поговорить.

– Слушаю вас. – Аванесов уже сразу понял, о чем будет говорить посетительница, и не ошибся.

– Мой племянник болен, болен давно, и я прошу в рамках уголовного дела установить его невменяемость. Он с детства страдает эпилепсией и сумеречным расстройством сознания. Сегодня с вами свяжется наш адвокат, я просто не выдержала и пришла заранее, приехала, как узнала, сердце болит за мальчика. Моя сестра с ним настрадалась.

– Как произошло, что его допустили к работе с таким заболеванием?

– Не знаю, я живу в другом городе, его родители умерли. А когда у него нет приступов, он совершенно нормальный, может сам приготовить, в магазин сходить. Наверное, он и решил, что работать ему под силу, а в магазине сильно не разбирались, охранник да охранник. Мне соседи позвонили, я им оставляла телефон на всякий случай, вот случай и наступил, я приехала. – Она заплакала.

Аванесов бессильно сжал кулаки.

– Что, он останется безнаказанным? – спросил молодой сотрудник Слава.

– К великому сожалению. Ты же знаешь, что невменяемость – это состояние лица, исключающее в отношении к нему применение уголовного закона. На него закон не распространяется. На нас с тобой распространяется, а на таких уродов – нет! – Руслан стукнул кулаком по столу. – Но его отправят в психушку, а это знаешь, брат, тоже ничего хорошего.

– Да помню, помню, нам на лекциях рассказывали, что раньше таких людей называли одержимыми дьяволами и что грань между этими людьми и нормальными очень тонкая. И многие сейчас, учитывая сложную экономическую ситуацию, кризис, стрессы, потрясения, находятся постоянно в состоянии сильного психического расстройства.

– Теоретик! Молодец! То есть, наконец, нашлось объяснение – кризис. На него давай все преступления и списывать.

– Не злитесь, этот фактор тоже недооценивать нельзя.

– Давай еще знаменитые цитаты вспомним, что справедливее помиловать десять виновных, чем казнить одного невиновного. Бессмысленный это диалог. К сожалению, жизнь такова, что вокруг одни стрессы и кризисы, сплошные причем, но это не дает никому права, слышишь, – никому, – убивать людей. Все, иди работай, политинформация на этом закончилась.

Руслан посмотрел на часы, до концерта, куда они сегодня собирались с Серафимой, время еще оставалось. Он успеет зайти домой, и если найдет свежую белую рубашку, то обязательно ее наденет. Аванесов не успел сказать Симе, что не является поклонником классической музыки, да и музыки вообще, а в БКЗ был единственный раз в жизни, когда Сима обнаружила труп.

Каково же было его удивление, когда он увидел полный концертный зал. Дамочки в блестящих кофтах и мужчины в строгих пиджаках чинно и мирно прогуливались по длинному коридору, Серафима тоже выглядела прекрасно в платье небесного цвета.

– Обалдеть! – выдохнул он.

– Если это комплимент, то я его не поняла, но спасибо, – улыбнулась Серафима. Она была рада, Руслан согласился пойти с ней на концерт, и сегодняшний культпоход ей очень нравился. Мужчины и женщины попарно и поодиночке раскланивались друг другу.

– Они что, все знакомы? – удивился Аванесов.

– Думаю, что шапочно, они ходят на концерты и просто кивают знакомым лицам.

Руслан подумал о том, что в его серых полицейских буднях давно не было такого яркого праздника вместе с любимой женщиной, и если он не уснет в кресле от усталости, то, может, проникнется миром музыки.

На сцену вышел хор, дирижер взмахнул руками, и хор запел, его поддержал оркестр, и все это действо, с одной стороны, казалось мощным, а с другой – темным и сумрачным.

– Реквием Моцарта, – услышал он шепот Серафимы и попытался сосредоточиться.

Руслан слушал очень внимательно, хор пел грустно и торжественно, и он вдруг почувствовал безысходную боль, которую испытывает каждый от прощания с жизнью, она была понятна и искренна, сдержанно-скорбна. Он видел, как у Серафимы текут по щекам слезы, она даже не вытирает их, она просто замерла от монолитной массы голосов, соединяющихся отчаянно и мощно. Боль, смертельный страх, тревога и леденящий ужас постепенно уходили, и оставался только свет и покой, покой в душах тех, которые ушли, покой в душах тех, которые остались, и они продолжают чувствовать друг друга, потому что если человек есть в твоей памяти, значит, его след сохранился на земле.

– Спасибо! Громадное спасибо, Сима! Сам бы никогда не выбрался!

– Тебе понравилось? Скажи правду!

– Понравилось. Конечно, я понял немного, но тронуло, честное слово. Даже слов подобрать не могу.

– Спасибо, мне очень важно, что тебе понравилось. Я почувствовала, что они простили меня.

– Кто?

– Все. Инга, Ритка, Тома. Простили. Всех нас.

– В следующий раз на концерт приглашаю я, – вызвался Аванесов.

– А что, у нас будет следующий культурный десант?

– Конечно, будет. У нас с тобой вся жизнь впереди. Ты, как главный редактор, должна взять шефство над простым следователем. – Он дотронулся до ее руки. – О чем ты опять задумалась?

– Внука Тимку надо обязательно определить в музыкальную школу, ведь что ребенок запомнит и услышит в раннем возрасте, останется с ним на всю жизнь.

– Послушай, а почему ты не знакомишь меня со своим внуком? Мне надо в ближайшее время познакомиться и подружиться с твоей дочерью и с Тимофеем. Ему ведь нужен добрый и хороший дедушка?

Серафима засмеялась, она еще мыслями была в концертном зале, под гипнозом реквиема, и в какой-то момент ей показалось, что она балансирует между реальностью и каким-то другим состоянием. Она окунулась в эту зыбкость только на короткое время, потому что понимала, что реальность ей ближе, ведь только здесь открываются новые чувства, о которых она прежде никогда не знала.