Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, я один раз у нее ночевала, в Антарии. Да, мы… дурачились. Это не мое, но мы выпили… Никуда я ее не водила! Мы вообще потом старались не общаться, ни ей, ни мне не понравилось.
Хмель картинно схватился за голову. Но тут же смутился и убрал руки.
Мы слишком любим Кальку, чтобы ее за что-то упрекать. Даже если бы она призналась в серьезных отношениях с нашим покойным пограничным псом.
– Уважаемая Ирина Игоревна, – сказал Беккер. – Я даже не рискую предположить…
– И правильно делаете, – ответила Ведьма с достоинством. – Но я, в общем-то, уже все поняла. Думаю и вы, Беккер, тоже. А эти обалдуи – вряд ли, они до сих пор считают Романа маленьким мальчиком, которого они пригрели и воспитали.
Честно говоря, это поразило меня больше, чем признание Кальки. От Гали, с ее недоверием к мужчинам, я легко мог ожидать чего-то подобного. А вот от Романа… ну он же ребенок…
Я уставился на парня.
Ну да, ребенок… Почти с меня ростом. Усы пробиваются. Скоро пятнадцать лет человеку.
– Рома, а ну-ка отвечай, – сказал Старик. – У тебя что-то было с Эйжел?
Пацан стремительно покраснел.
– Ну? – повторил Старик.
– Секс у меня с ней был! – отчаянно сказал он. – А что? Вы сами все с ней спали, даже Калька! А я что, маленький? Она у меня даже не первая, между прочим! Вот!
– Молодежь… – задумчиво сказал Ашот.
– При том количестве публичных домов, которые есть в Антарии, тут нечему удивляться, – сказал Старик. – И это вообще не наше дело. Роман, ты водил Эйжел в наш мир?
Роман затравленно посмотрел на Старика. Потом на Беккера. Полковник дружелюбно кивал.
– Водил, – сказал Роман. – Ей спрятать надо было кое-что. Деньги… она сказала. Ну, для своего клана. Я знаю, где она спрятала, я ей сам место показал!
– Юноша, – сказал Беккер уже без улыбки. – Я не знаю, чему больше удивляться – вашей глупости или удачливостью. То, что вы сейчас живы, – не ваша заслуга, а недоработка Эйжел. Возможно, ваш юный возраст и щенячья влюбленность пробудили в ней какую-то сентиментальность… Портал, который ты можешь сейчас открыть, находится далеко от груза Эйжел?
– Нет, – Роман замотал головой. – Минут пять идти. Это в подвале детдома, туда ходить нельзя, но я знаю один ход, я там еще оружие прячу…
– Поллен, вызывайте группу зачистки, – сказал Беккер. – И пошлите кого-нибудь на Землю, пусть свяжутся с оцеплением детдома, а то перестреляют нас с перепугу… Все, кроме парня, свободны, вас проводят в камеры.
Никто даже не шевельнулся.
– Беккер, то, что Эйжел запудрила мозги мальчишке – не криминал, – сказала Ведьма. – Что с ним будет?
– А что с вами будет, вам не интересно? – спросил Беккер.
– Интересно, – Ведьма осталась непреклонной. – Но вначале про Рому.
Беккер вздохнул.
– Мы не большие злодеи, чем Эйжел. Если мальчик не врет и мы найдем оставленную Эйжел бомбу – с вами всеми ничего не случится. Получите… кто взыскание и медаль, а кто просто медаль. Желающие могут перейти на работу в Штаб Корпуса. Переславского и вас, Ирина Игоревна, я готов взять хоть сейчас. Остальных… надо подумать. Или можете вернуться на свою синекуру, щипать контрабандистов и играть в пограничников… подписав обязательство о неразглашении, конечно…
Ведьма подозрительно смотрела на Беккера.
– Если вас не устраивает такой вариант, – продолжил Беккер, – то мы можем вас всех расстрелять, тела сжечь в печке и пепел развеять над морем. Выбирайте.
Ведьма встала. Погрозила Роману пальцем.
– Не глупи, мальчик. Делай все, что говорит господин Беккер.
Мы вереницей вышли в коридор, где нас поджидали охранники. Стояли те расслабленно, видимо, нас правда не держали уже за врагов.
– Ну Ромка… – пробормотал Скрипач.
– Завидно? – ехидно спросила Ведьма.
– Эйжел – сволочь! – внезапно сказала Калька с нескрываемой яростью. – Таких надо… химически кастрировать.
– Ее кастрировали путем динамита, – цинично ответила Ведьма. – Вполне рабочий метод.
«Конечно, если Эйжел была среди тех кровавых ошметков и черных лоскутов, налипших на стены подвала», – подумал я.
Но вслух ничего не сказал.
К заставе я вышел уже глубокой ночью.
Глупостью было даже портал открывать посреди ночи. Ну куда спешить? Не аэропорт же, в конце концов, двери между мирами мы открываем сами, расписания нет. Но я промаялся до часа ночи, потом плюнул, в три минуты собрался, пошел в душ и еще через минуту, как всегда спиной вперед, протиснулся через портал.
В одном повезло – седьмая точка выброса была совсем недалеко от заставы, меньше десяти километров. Я обтерся захваченным с собой полотенцем, оделся, сориентировался по звездам и зареву над Антарией (большой город, что ни говори) и потопал в направлении заставы. Пересек железку, ругая себя за глупость поднялся на холм, к мрачному и темному зданию заставы. Фонарь у ворот не горел. Я толкнул створку – нет, заперто. Уже интересно, уходя с заставы (как тогда думалось – навсегда), мы с ребятами ворота только прикрыли… Я пошарил рукой в привычном месте справа от ворот – но веревки там не оказалось. Поднял глаза – не было и колокола.
Ну что за народ! Хуже наших сельских алкашей, ей-Богу! У пограничников колокол сперли!
– Есть кто дома? – громко крикнул я. Снял с плеча «Тигр», дослал патрон. Верный АК остался в Марине – в водовороте событий я банально забыл потребовать его обратно. Пришлось довольствоваться тем, что есть…
Пальнуть в воздух, что ли?
Если на заставу забрались местные воришки – обделаются со страха и дадут деру… Впрочем, могут испугаться и настолько, что начнут отстреливаться…
Ворота заскрипели, открываясь.
– Ведьма, – сказал я.
– Ударник, – сказала удовлетворенно старуха. – Я верила, что ты вернешься. Ну проходи, что встал…
На заставе особого беспорядка не наблюдалось, видимо, воры все-таки побоялись лезть внутрь, ограничились колоколом. Зато имелся новый жилец – изрядных размеров песик, при моем появлении жизнерадостно замотавший хвостом.
– Это еще что? – спросил я, приседая. Пес радостно и как-то дурашливо кинулся навстречу.
– Дивный. Щеночка я привезла.
– Дивный? Ну что за имя для пса… – сказал я. – Щеночек?
– Ты, Ударник, в собаках понимаешь немного, – ехидно сказала Ведьма.
– А что в них понимать-то… Это кавказец?
– Он самый, – Ведьма вдруг хихикнула. – Впрочем, в свете современной национальной политики будем называть его «уроженцем Кавказа».