Острозаточенный металл блеснул на солнце ещё несколько раз, прежде чем зверюга затихла, а её башка отделилась от туловища. Брызнула тугая струя артериальной крови и спинномозговой жидкости. Шея у рептилии была длинная, так что с обеих сторон осталось по выразительной культе.

Самое жуткое и одновременно печальное, что голова эта не померла сразу. Когда леди Эйнсворт потянулась за стилетом, челюсти сомкнулись, пытаясь ухватить её за пальчики. Те в страхе отдёрнулись, после чего морда никак не подыхающей твари снова поцеловалась с сапогом, а по извлечению клинка — укатилась в траву с пинка. На том жизненный путь хищника завершился.

Время Аншетиля тоже подходило к концу.

По щекам Санды текли чёрные от туши слёзы, а серые глаза казались яркими-яркими, практически голубыми. Умирающий смотрел в её лицо, а девушка читала молитву, чтобы облегчить его отход. Я стояла столбом и изображала коновязь, а вот Циара не теряла времени и очищала оружие пучками травы от крови: спускаться к реке и полоскать она не стала, чтобы не пускать возможную заразу по воде. Перчатки она сбросила и принялась так же чистить руки, которые стали казаться куда грязнее, чем до начала процедуры.

— Вверх по течь... — прохрипел умирающий и закашлялся. — Застава... — договорил он и затих. Пальцы, сжимавшие руку Санды, ослабели, и та залилась слезами пуще прежнего, навзрыд.

— Застава... — задумчиво проговорила суфражистка; если гибель юноши и расстроила её, внешнего проявления это не нашло. — Полагаю, он подразумевал опорный пункт, оставшийся ещё со времён до объединения Сиарана под единой властью. Да, кажется, видела я разок какие-то каменные развалины в этих краях.

— Думаете, нам лучше направиться туда? — повернула я голову к ней.

— От усадьбы мы отрезаны, нужно где-то обосноваться на случай, если эти твари выплывут. Ну-ка, привяжи лошадей вон к той осинке, — скомандовала она мне, а сама направилась к умершему и рыдающей.

Пока я подводила кобыл к дереву, перекидывала поводья и вязала их, леди Эйнсворт вытянула кинжал из ножен на поясе Аншетиля: тот имел более широкое лезвие, чем её узкий стилет. Произведя над оружием прежнюю травяную чистку, женщина направилась ко мне.

Честно признаться, вид приближающейся с клинком в руках Циары заставил мои поджилки чуток, совсем ненавязчиво, скрутиться в клубочек. Просто воспоминания о её цирковом трюке и последовавшей расправе были слишком свежи. Нет, содержимое моей черепной коробки понимало, что леди Эйнсворт совершенно точно не собирается меня потрошить, но...

— Повернись-ка, — велела она и, не дожидаясь исполнения, собрала мои шелестящие юбки и подъюбники в охапку да начала распарывать ткань чуть ниже баски жакета.

— Ох, что вы делаете, леди... — начал лепетать мой голосок.

— Я, кажется, просила называть меня Циарой, — усмехнулась та и продолжила. При этом она касалась руками только нижней, отрезаемой части юбок. — Ты же видела павлинов, девочка? Красивые птицы и хвосты у них точно наши шлейфы: помпезные, величавые и очень осложняющие жизнь. В прежние времена, когда зверьё встречалось не только в зверинцах, хищникам не составляло труда схватить и сожрать павлина, даже если тот пытался улететь. Выживали только самые ловкие и осторожные красавцы. Так вот, мы с вами, девочки, повысим наши шансы уцелеть, если избавимся от хвостов.

— Вы... то есть ты полагаешь, что нас не найдут достаточно долго?

— Я полагаю, что нам следует учесть такую возможность.

— Подождите, у меня же с собой кристалл для связи, — внезапно сообразил мой опустевший от ужаса мозг, а рука полезла в кармашек, спрятанный посреди не полностью отрезанных юбок. Вот только вынырнула она ни с чем.

Друза на цепочке пропала.

По моему ошарашенному виду Циара всё поняла и спросила:

— Что, потеряла?

— Наверное, выронила... эти бесовы скачки... Господин Браден изготовил для меня кулон на цепочке...

— Милая, если тебе вручают магическую безделицу на цепочке, её следует носить на шее, под одеждой, и не снимать — этот пункт очень важен, понимаешь? — она разговаривала со мной, как с ребёнком, а у меня даже на злость сил не осталось. Нахлынула дикая усталость и чувство нереальности происходящего.

Острое лезвие продолжило издеваться над дорогой тканью.

— Ну, вот, — женщина отделила получившийся ворох тряпок, — эти шлейфы никак не помогут нам выжить, оставшись украшением задницы, но мы возьмём их с собой на случай ночлега. Теперь твоя очередь, дорогуша, — это она к Санде обратилась.

Подруга уже перестала реветь. Просто сидела на коленях посреди травы и окровавленных юбок да смотрела на почившего кавалера. Её раскрасневшиеся от слёз губы совсем обметались, потрескались, а измазанное лицо казалось безучастным и безразличным. Когда Циара взяла её под локоть и помогла встать, девушка не сопротивлялась, но и не помогала.

— Не слишком переживайте, дорогие, — начала вроде утешать леди Эйнсворт, работая клинком по васильковой ткани. — Чародеи легко найдут нас даже без магических приспособ.

— Надо мной провели ритуал, который не позволяет использовать мою органику или личные вещи ни для каких чар, — сообщила я. — Так что поисковая магия не сработает. Санда, на тебя господин Браден тоже такую защиту поставил?

Подруга кивнула. Лицо её осталось бледной мраморной маской: тёмные разводы туши только увеличивали сходство.

— Со мной тоже такие обряды проводили, — посетовала суфражистка, — ещё в детстве. Но это ничего, магики исхитрятся: мы же девочки важные. Нас найдут, как только сообразят, что до усадьбы мы не добрались. Так, теперь ты, Санда, давай-ка поработай.

Леди Эйнсворт