о доски у самого края провала, сабля брякнулась рядом, а рука успела вцепиться в моё предплечье — и очень вовремя, потому что собственные пальцы уже не держали мой вес. Все физические нагрузки в моей прежней жизни сводились к походу на рынок с Гвидой или прогулкам до школы Мейнарда, так что подтянуться и выбраться я бы не сумела даже без тянущего вниз щупальца.

Самое поразительное, что страх настолько парализовал каждый мускул моего тела, что я даже не закричала. Только глаза расширились в безмолвном ужасе, губы пересохли, а кишочки всё же перетянулись так, что лопнули от натуги.

— Не отпускай! — рявкнула Циара, когда мои фаланги сорвались с иззубренного края досок. Она изловчилась перехватить мою руку двумя: вторая легла у запястья. Я тоже судорожно вцепилась в ладонь суфражистки, а той удалось выставить ногу и упереться, откидываясь спиной назад. — Санда, лошадь!

Я не поняла этого распоряжения и ощутила новый рывок.

Пытаться взглянуть через плечо стало бы фатальной ошибкой, но мне вполне хватило перекошенного выражения на лице леди Эйнсворт, когда та разглядела в темноте подполья нечто совершенно потрясающее: во всяком случае, засевшее там нечто сумело впечатлить эту отважную женщину куда сильнее, чем встреча с чешуйчатыми погонщиками.

А ещё я заметила, что ухвативший меня отросток — не единственный. Такие же гибкие чёрные лианы, сплошь усеянные шипами, ощупывали края расширившейся дыры и лишь чудом не нашарили пока мою спасительницу.

«О, Пресветлая Троица, Азар, Бриар и Дея, от тлетворной скверны и семени проклятого демона спасите нас и сохраните...»

Пока часть меня возносила мольбы небесным покровителям, остальная просто хотела проснуться. Немедленно. Ведь такие кошмары не могут происходить в реальной жизни. Нет, нет, нет... только не со мной! Это наверняка очередной осознанный сон, защита Брадена слетела или ещё что. Я должна немедленно проснуться! Ну же! Прямо сейчас я лежу на мягких перинах, и мне ничего не угрожает...

Но у твари внизу были свои взгляды на этот счёт.

Деревянистый стук скатывающихся балок подсказал, что там, в сырых потёмках происходит какое-то шевеление... Глаза женщины, истошно стискивавшей зубы и мою руку, выпучились ещё сильнее.

— Сука, зараза, твою мать... — цедила благовоспитанная госпожа и рывками тянула меня на себя, а я хваталась за неё, как брошенная в воду кошка. — Лошадь! — рявкнула она ещё разок, не оборачиваясь на Санду.

Сквозь остервенелое ржание и заинтригованное рокотание, я услышала:

— Да пытаюсь я! Соловушка, успокойся, пойдём...

Ещё рывок, и край досок острыми шипами впился в жакет сразу под грудью, но стараниями Циары мои прелести теперь лежали поверх половиц: крайне неудобная поза, особенно когда тебя упруго и настойчиво тянут живой верёвкой вниз. Зато теперь я смогла опереться сгибом локтя о твёрдую поверхность, и всем торсом ощущала бой копыт, потом даже заметила васильковые леггинсы, а рядом — длинные лошадиные ноги.

Соловая кобыла — самая спокойная из всех наших лошадок, но даже она не испытывала энтузиазма, приближаясь к краю провала. Эта конятина фыркала, мотала гривастой башкой и лишь в качестве одолжения переставляла подковы всё ближе к вонючей неизвестности.

Радовало только одно: засевшие на кровле тварюги не пытались прыгать вниз и нападать. Похоже, рисковать собственными шкурами ради нашего мяса они совершенно не собирались, хотя с интересом наблюдали за происходящим. Их морд я не видела, зато слышала звуки: эти заразы переговаривались, как бабки с семечками на лавочке.

Санда подвела лошадь под уздцы. По её смятению было видно, что девушка не знает что делать: продолжать успокаивать показавшую норов лошадку или рухнуть рядом со старшей женщиной и начать помогать вытягивать меня из бездны.

— Повод! Живо! — леди Эйнсворт решила эту дилемму за неё.

Плоский кожаный ремень уже был переброшен вперёд, так что дело заняло мгновение. Санда поняла, чего хочет госпожа и сунула повод мне в свободную руку, которая успела срастись с грязной древесиной и совершенно не собиралась обретать подвижность.

Лошадке не понравилось, что её голову тянуть вниз, так что она взбрыкнула и дёрнулась — мои пальцы последовали за её мордой, локоть потерял опору.

— Осса! — подруга всё же бросилась помогать мне, а леди Эйнсворт успела перехватить выпущенное средство управления этой тупой скотиной.

Наверное, я зря ругаюсь на животное. Всё же Соловушка — если её правда так зовут — не шарахнулась прочь, хотя трензель из такого положения не мог оказывать нормального воздействия на её челюсти.

— Ох, божечки! — резко вдохнула Санада, когда взгляд её светлых глаз упал за край провала.

— Не время! — охолонула её благородная дама.

Через мгновение пальцы обеих моих рук стиснулись на подобранном поводе, а Санда с Циарой подхватили меня за подмышки. Вот теперь лошадка дёрнулась, да как следует — даже отступила от края на пару шагов. Существует живучее заблуждение, будто лошади пятиться не умеют. Так вот, очень даже умеют. Особенно когда пугаются.

Что бы ни обитало там внизу, оно явно не обладало прытью и живостью ума чешуйчатых гадин, что сейчас пялились на нас. Всё это время меня тащило всего одним жгутом, да и то не слишком мощно. Но почувствовав нарастающее сопротивление, поселившаяся в этой тихой глуши нечисть решила усилить хватку.

Мою ногу стиснуло так, что вопль вырвался из лёгких быстрее воздуха, а Соловушка от такой неожиданности прижала уши и присела на задницу — всего на миг, но меня от рывка чуть не порвало пополам.

Поясница заныла как при месячных; я забилась попавшей на крючок рыбёшкой, свободная нога стала долбить по натянувшейся пакости, хотя больше промахивалась. Тогда ситуация