«Потому что у нас нет выбора», — мысленно добавила я, глядя на тень моста над прибрежным плавнем.

— Идём по одному, ты следующая, — добавил он девушке и, перенеся вес на одну ногу, протянул ей затянутую в перчатку ладонь. Их руки соединились. Как трогательно, аж противно. Не знаю, наверное, от зависти. Но не будем отвлекаться. У нас тут ужас чего под копытами.

Ужас состоял из непередаваемых ощущений. Ты сидишь верхом на животине весом в тысячу фунтов, а под ней поскрипывают и прогибаются доски. Да и сам мост не забывает ненавязчиво покачиваться.

Каждое мгновение казалось, что я выпаду из седла или очередная доска не выдержит. Мне не нравились ни щели между досками, ни количество этих струганых деревях: где три, а где четыре в ряд. Смастерили это подвесное счастье явно не для вельможного пользования, и вряд ли проверяли на прочность такими тяжестями.

В отличие от бравого наскока гнедого жеребца, мы не рискнули перейти на рысь.

— Осса, быстрее! — крикнула Санда, сложив руки в рупор.

Не шумела бы, что ли? Наверняка у чешуйчатых хищников отменный слух...

И правда! Вот, уже слышу их дивные напевы.

— Вперёд! — Аншетиль ударил соловую кобылку Санды по крупу голоменем кавалерийской сабли. Та протестующе заржала и ринулась по мосту, увеличив нагрузку даже не в два раза, учитывая ударную силу несущейся вскачь лошади.

Мне оставалось только подстегнуть собственную.

Я слышала треск не выдержавшей доски. Сердце предпочло сдохнуть заранее, превентивно, не дожидаясь развязки этого безумства. Но вскоре копыта Крали ударили о твёрдую почву, а следом на поросший злаками пригорок вынесло такую же перепуганную Санду. Её светлая кобыла гулко фыркала и встряхивала головой, позвякивая металлическими деталями сбруи. Нас встретила леди Эйнсворт, чей жеребец тяжело дышал, но не стремился подойти к воде: его уши стояли торчком, а глаза нервно всматривались в линию древостоя на противоположном берегу.

Только дождавшись, когда все дамы окажутся в безопасности, Аншетиль хлестнул коня: настоящий рыцарь, блин.

Ненадолго стихший рёв возобновился. Из-за деревьев показалась первая тварь. Её поднятый горизонтально над землёй хвост жёстко помахивал из стороны в сторону, а из сомкнутой пасти доносился рокот — ну, или это гортань так вибрирует. Что-то вроде кошачьего мурлыканья, только очень угрожающее.

Вот челюсти разлепились, рептилия издала хищный вопль и бросилась вперёд на сильных, поджарых лапах. Из-за кустов показались её товарки и последовали примеру. Так что у скачущего по ставшему совсем ненадёжным мосту Аншетиля появился эскорт. Двигались эти существа проворно и стремительно набирали скорость. Солнечный свет играл переливами на их тёмно-зелёной чешуе, светлой с брюха. Окрас этих зверюг напоминал нахашей до неразличимости, чего нельзя сказать о прочей физиологии.

Переживая за ухажёра, Санда стиснула кулачки вместе, забыв про зажатый в них повод, так что лошадка болезненно всхрапнула, когда трензель надавил на нижнюю челюсть и язык, вынуждая запрокинуть голову назад. Всадник той порой вскинул саблю и, подлетая к окончанию досок, рубанул слева и справа от корпуса жеребца.

Волокна натянутых канатов разошлись, но это лишь оборвало поручни моста. Чтобы завершить начатое, сквайру пришлось спешиться. Пока сталь расправлялась с оставшимися верёвками, озверевшие от предвкушения добычи серпентоморфы приближались. Очередной удар обрушился на канат, и вся левая сторона моста провисла. Чешуйчатые зверюги с воплями полетели в воду.

Течение подхватило их и понесло прочь.

Но одна, самая первая, не слетела вниз. Она упорно цеплялась когтями всех четырёх лап за доски: благо удобные горизонтальные щели в этом очень помогали. Вонзив коготочки в такой просвет и обхватив кромку верхней доски, тварь с голодным рокотом и сумасшедшим азартом в оранжевых глазах стала продвигаться к нам. Конструкция раскачивалась, но падать чемпионка не собиралась, только помахивала в такт жёстким хвостом.

— Да руби ты скорее, чего замер! — вскричала леди Эйнсворт.

Вышедший из какого-то забытья Аншетиль вновь поднял вооружённую руку. Заточенная сталь опустилась на последний канат, сплетавшие его пеньковые каболки с треском распустились. Доски ухнули вниз, плашмя долбанувшись о воду, породив гулкий всплеск и лишь затем начав притопать.

Вот только в момент обрыва верёвки, рептилия оттолкнулась от опоры, которая тут же перестала быть прочной. Рокот, распахнутая пасть и кинжаловидные когти — эта дикая туша обрушилась на Аншетиля с прыжка.

Санда закричала, а сквайр повалился на лопатки под весом чешуйчатой зверюги. Только мгновением позже я заметила окровавленное лезвие, вышедшее из верхней челюсти рептилии. Но такое ранение не достаточно опасное, оно просто закрыло клыкастую пасть на замок. Эта тварь не умолкла, не затихла, не сдохла. Она продолжила полосовать парня когтями — на красивом молодом лице появились длинные мясные борозды. Он кричал сквозь стиснутые зубы и пытался вытащить кинжал из ножен на поясе.

Леди Эйнсворт круто повернула коня, одновременно наклоняясь к сапогу. В следующее мгновение эта достопочтенная госпожа вымахнула из седла и приземлилась на спину смертоносной твари, будто сменила одно ездовое животное на другое. Рептилии такие перемены не понравились — она резко вскинулась, вырывая саблю из ослабевшей хватки сквайра, и переступила через него, разворачиваясь.

Вот только повернуть нормально голову не вышло, несмотря на длину и гибкость шеи: застрявший в челюсти клинок очень мешал. Когти царапали по лезвию и обуху, пытаясь выдернуть его, но только повреждали чешую на лапах.

Длинный шлейф из черного атласа накрыл спину и беспокойный хвост. Женская рука обхватила шею с мешковатой кожей под челюстью. Циара казалась бывалой наездницей, которая оседлала необъезженного жеребца. Циркачкой, показывающей опасный, но увлекательный номер. Не хватало только сбруи или недоуздка.

Но вряд ли такого зверя можно поставить под седло, так что пришлось решить вопрос радикально. Блеснувший в её руке стилет