Платить дополнительно моим горе-ополченцам пока никто не собирается. Правильно милорд Монский сказал, ещё не заслужили. Будто научился мои мысли читать. Усиленное питание, сохранение доходов по прежней работе, одежда и статус — вот на данный момент и всё, за что им предстоит горбатиться. Как ни странно, для бедолаг это очень привлекательные условия. Насколько помню, в нашем земном средневековье ополченцам и такого не предлагали.

Первоначальный мой оптимизм, возникший при виде рекрутов — не старые, некоторые и вовсе молодые, сильные — очень быстро увял, когда я увидел, какие они неуклюжие. К тому же, соображают туго. Большинство даже медленным газом не могу назвать. Тормоза, как есть, тормоза.

Набрали мы в команду шестьдесят семь человек, на случай отсева, теперь чувствую, что мало. Надо было, как минимум, три десятка сверх полусотни присмотреть.

Занятия с новобранцами проводятся на поляне за стеной обители, со стороны противоположной воротам и небольшому поселению перед ними. Нечего глазеть, как аббат Степ себе непобедимых янычар готовит. Шучу, конечно. С грустью. Какие янычары? Добиться бы, чтобы их в первой же схватке с одного удара не поубивали.

Смотрю на тренировку, стоя в тени стены. Брат Макс предлагал мне здесь скамейку поставить, я отказался, лишнее пижонство. Не барин, в самом-то деле, могу и так контролировать ход занятий. Я ведь не постоянно здесь нахожусь, так, прихожу время от времени на полчасика.

Все шестьдесят семь будущих воинов — ох, нет, уже шестьдесят два, пятерых вчера вернули к их основным делам — разбившись на два отряда, вооружённых тупыми копьями, маневрируют вокруг друг друга, то сходясь по команде бывшего одержимого, имитируя столкновение, то расходясь, и дальше двигаются, пытаясь идти в ногу и держать строй.

— Господин! Позвольте ещё раз⁈ — взмолился милорду Карлу один из рекрутов, крупный, сильный мужик, кажется, взятый из Гутово, корявый как пень, которого вывели из каре. — У меня получится, обещаю!

— У такого барана как ты, ничего уже не получится. — мой вассал сильно бьёт крестьянина мечом по спине, плашмя, естественно, и показывает в сторону тропы к воротам. — Иди к управляющему, и сегодня же в свой хлев. Пошёл, пока не выпорол.

— Этот тоже не нужен. — лейтенант Макс подошёл к другому отряду и выдернул из него молодого паренька, водоноса. — Уходи вместе с ним.

Появившиеся у вспотевшего от усердия юного крестьянина в глазах слёзы бьют меня в душу — заступись, дай ему ещё один шанс. У меня большое, доброе сердце, и в прежней жизни было, само собой, и в этой также, ничего не изменилось, только на всех его всё равно не хватит, даже если на мелкие кусочки разорви. Стою как и стоял. Не буду мешать лейтенанту и вассалу превращать стадо в воинское подразделение.

— Ваше преподобие!

Поворачиваю голову, вижу брата Сергия, быстрым шагом идущего вдоль стены. Сказать, что к начальству надо строевым или бегом? Нет, не стану, ещё воспримет всерьёз.

— Что такое? — громко спрашиваю, не дожидаясь его приближения. — Война? Пожар? Иное стихийное бедствие?

Мои вопросы издали всё же заставили моего секретаря перейти на бег, и через четверть минуты он стоит передо мной как лист перед травой, в смысле, запыхавшийся.

— Нет, там этот, брат Леопольд приехал. Он…

— Хуже пожара?

— Нет, он очень злой. Вас требует.

Чего⁈ Он! Меня! Требует! А дядя толстяк случайно ничего не попутал? Забыл, кто я?

— Повтори ещё раз. — уточняю с доброй улыбкой.

Кстати, она мне досталась от Степа действительно красивая, можно сказать, лучезарная, светлая, грех такой иногда не пользоваться. Фамильная, по линии Неллеров удалась. Что у мачехи такая же, жаль, она всё время или надменная или хмурая, что у братца Джея, что у прекрасной — это без лести — Агнии, что у епископа Рональда. Даже кузина Юлиана, когда улыбается, преображается, как гадкий утёнок в прекрасного лебедя у того Андерсена, Ганса Христиана. Или Ханса правильней? Раньше не знал, а сейчас и не уточнишь.

— Он хочет вас срочно видеть.

— Так хочет или требует? — неужели мой помощник не понимает разницы? Странно, родился и вырос в сословном обществе, не дурак, тогда зачем мне нервы портит? Или не портит, а управляющий подворьем, теперь моим распоряжением уже бывший, реально берега попутал? — Точнее скажи.

— Так я и говорю, ваше преподобие, приехал, ворвался в приёмную и начал кричать, дескать, где настоятель, он должен меня немедленно принять!

Кому я должен, всем прощаю. Подождёт, не растает. Не Снегурочка. Буду смотреть тренировку дальше. А ведь собирался уже возвращаться к себе, заняться воспоминаниями о стеклодувном производстве.

Странно здесь, в Паргее. Стекло делают, выдувают, хоть и не очень качественное, зеркала тоже, пусть большей частью маленькие и кривоватые, а вот ни бутылок, ни посуды не изготавливают. Не додумались? Наверное. Просто в голову никому не пришло. Часто ведь такое бывает, что простые вещи лежат на поверхности и никто их не замечает, а потом — раз — какой-нибудь умник, вроде бастарда Неллеров, возьмёт и предложит гениальную идею. У меня тут есть небольшая стеклодувная мастерская, надо будет подсказать. Там главное, чтобы стекло получалось прочное, хоть и мутное. Для бутылок и стаканов чистота цвета не важна, лишь бы крепким было.

Короче, не пойду я отсюда до самого окончания занятий.

— Сергий, — приобнимаю своего секретаря. Тот повыше меня ростом, и в плечах всё ещё шире, и лицо уже не покрывается прыщами, но всё равно мой жест выглядит естественным. Повседневная сутана и золотой жезл Создателя на груди придают мне величественности. — Давай, это останется между нами, но брат Леопольд порядочный козёл. — чуть снизил голос и выразительно посмотрел на помощника, тот должен оценить высокую степень доверия к нему настоятеля, поделившегося своими мыслями. — Ему не повредит немного потомиться в ожидании. Сообщи ему, что он обязан присутствовать на сегодняшнем совещании, а сейчас отдохнёт с дороги, помоется, чтобы не вонял в моём кабинете. Последнее, разумеется, ему не говори. Понял?

— На совещании?

— Разве я не