Ричард боялся, что она все-таки настоит на его отъезде, когда ситуация с проклятым Фэрбродером разрешится. Разве будет его жизнь прежней, если в ней нет любимой женщины? Каким самовлюбленным, наивным, глупым упрямцем он был, когда думал, что никого никогда не полюбит.

Ричард перебирал мягкие волосы Дженевив, пытался запомнить каждую свою эмоцию, вспыхивавшую в разгоряченном мозгу. Теплый осенний свет, лившийся из окна и освещавший золотую солому и нежную макушку Дженевив, теплый запах конского пота, пылинки, кружившие в солнечных лучах, нежный изгиб женского тела…

– Милая моя… – тихо прошептал Ричард, задыхаясь от нахлынувших чувств.

Дженевив понимала, что сама навлекла на себя беду. Хуже всех ее неприятностей была перспектива вновь сдаться на милость человеку, обманувшему ее.

Прошлой ночью она уходила из маленькой часовни с чувством, будто все ее существо разбито на сотни осколков, склеить которые теперь не под силу никому. И вот, оказавшись в объятиях Ричарда Хармзуорта, она собиралась воедино. Не имело никакого значения, что он предатель и лицемер, что он может причинить ей еще немало вреда. Значение имели только его объятия, дарившие покой и чувство защищенности.

Она не верила, что Ричард остался в Литтл-Деррике ради нее и ее безопасности. Какими бы ни были его мотивы, он думал лишь о собственной выгоде. И все же она хотела верить его обещаниям и словам! Да, она в беде – падает в глубокую пропасть, подготовленную своим безрассудством.

Дженевив прижалась губами к губам Ричарда со всем отчаянием и потребностью в нежности. Ночью она сбежала от него, дав себе обещание, что никогда больше не прикоснется к нему, а теперь льнула, обвивая, как вьюнок, тело Ричарда.

Изумленный, он осторожно отстранился.

– Ты помнишь, милая, что ненавидишь меня всем сердцем?

– Да, ненавижу, – ответила Дженевив и снова приникла губами к его губам.

Ричард пытался быть сдержанным, но прежний голод пробуждался все сильнее, и Дженевив чувствовала это по напрягшимся мышцам рук и груди, по жадности его губ.

– Это же я, – пробормотал он. – Все тот же обманщик, отвратительный лондонский повеса Ричард Хармзуорт.

– И я все еще хочу, чтобы ты горел в аду, – пробормотала девушка, зарывшись лицом в его волосы.

– Это не мешает тебе прикасаться ко мне, – заметил он.

– А что, тебе не нравится, когда я к тебе прикасаюсь?

– Я не хочу, чтобы потом ты жалела об этом, как о прошлой ночи.

Дженевив смутно припомнила, что и прошлой ночью Ричард пытался предостеречь ее от безрассудного поступка, взывал к разуму, уговаривал. Возможно, мелькнула в голове незнакомая мысль, Ричард Хармзуорт старался действовать благородно. Это ведь он вырвал ее из грязных рук лорда Невилла, и вполне вероятно, без каких-либо скрытых мотивов. После мерзкой сцены у экипажа Ричард хотел проводить ее к отцу и тетке, а вот сама Дженевив поступила своенравно и опрометчиво.

Эти странные мысли, сомнения, словно крошечные гусеницы, пробравшиеся в закоулки сознания, внезапно распустили роскошные крылья, превратившись в гигантских мотыльков уверенности. Нет, Ричард Хармзуорт не мог быть так плох, как она думала о нем.

Дженевив придвинулась ближе к сидящему у стены Ричарду. Ее грудь прижалась к его груди, завлекая и обещая сладкие ласки. Она принялась покрывать поцелуями его шею, пахнущую лимонной вербеной. Ответом ей был слабый стон, сорвавшийся с губ Ричарда. Его сопротивление было сломлено – он сдался и набросился на нее. Его рот был горячим, жадным, он целовал любимую так яростно, словно пытался утолить безумный голод. Поцелуи были более страстными, чем прошлой ночью, когда он старался соблюдать осторожность, помня о ее неопытности.

Сжав Дженевив в объятиях, Ричард повалил ее на солому. Пыль закружилась вокруг хороводом, сверкая в солнечных лучах, словно крошечные звездочки. Дженевив покорилась с восторгом. Ее глаза были закрыты. Ричард подмял ее под себя, взывая к древним женским инстинктам принимать и отдаваться.

Ее гнев, боль и жалость к себе отступили. Все, что натворил лорд Невилл, все, что наговорил ей отец, – все это теперь не имело значения.

Подрагивавшие от волнения пальцы Ричарда приспустили платье Дженевив с плеч, открывая грудь, лаская, сминая нежные округлости, сдавливая розовые соски. Живот Дженевив подрагивал в такт ласкам – она тихо постанывала.

Ее руки скользили по спине Ричарда, гладили упругие мышцы, впивались в плечи. Казалось, ночью она хорошо изучила тело Ричарда, но теперь заново открывала его для себя.

Когда Ричард слегка приподнялся над ней, Дженевив принялась целовать его грудь и касаться языком ореола сосков, ее ладонь двинулась вниз по плоскому животу. Она чувствовала, что его плоть напряжена и мучительно распирает узкие брюки. Ладонь накрыла выпуклость – Ричард в ответ издал звук, похожий на приглушенное рычание.

Дженевив видела, как потемнели его глаза. Она осторожно погладила выпуклость. Его плоть была большой и очень твердой. Огромной… Как он вообще сумел проникнуть в нее?

Дженевив потянула за пояс брюк. Пуговицы поддались, одна оторвалась и упала в сено. Ее ладонь накрыла восставшую плоть.

– Покажи, что надо делать, – хриплым голосом попросила она.

Его рука накрыла ее ладонь, двигаясь ритмично и уверенно. Ричард навалился сверху, задирая юбки и подбираясь все выше. Дженевив застонала, подаваясь вперед, навстречу его руке. О каком упрямстве, о каких принципах могла идти речь, если она хотела его больше всего на свете!

– Ричард? – окликнула она, часто дыша.

Он взглянул ей в глаза, прядь волос упала на лоб.

– Прости, милая. Знаю, что слишком тороплюсь.

– Так сделай это. Я так хочу тебя.

– Ты заслуживаешь лучшего, – с тоской произнес он.

– Возможно, – улыбнулась Дженевив.

Она осторожно провела ладонью по его покрытой щетиной щеке. Что-то изменилось в его лице. Глаза потеряли темный демонический блеск и смотрели теперь с нежностью.

– Так может, тебе не следует… – начал он.

Она прижала ладонь к его губам, заставляя замолчать.

– Правда в том, что я все равно хочу тебя.

– Я не подведу тебя, милая.

– Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить.

Она сжала его ягодицы, притягивая к своим бедрам и тем самым давая понять, что дальнейший диалог не нужен.

Ричард вошел в нее быстро, без тени сомнения, скользнул в шелковые путы, не встретив сопротивления. Дженевив была влажной и горячей. Ричард двигался с восхитительной легкостью. Если прошлой ночью он боялся причинить ей боль, то теперь было очевидно, что Дженевив приветствует быстрый танец, вершившийся между ними.

Они сплетались в объятиях, часто дыша, касаясь ладонями и губами, шепча нежные слова. Каждая мышца напрягалась и опадала в такт удивительным ласкам. У Ричарда сжималось сердце от нежности и любви, когда он видел счастливое выражение на лице Дженевив. Она принадлежала ему сейчас безраздельно.