Частые вздохи и нежный стон возвестили о том, что Дженевив близка к пику наслаждения. Ричард чуть замедлил темп, опасаясь опередить ее, и, лишь когда она вскрикнула и впилась в его плечи ногтями, он почувствовал облегчение. Доставить ей удовольствие было важнее его собственного удовлетворения.

Ричард, вспомнив о том, как безрассудно действовал прошлой ночью, рискуя зачать внебрачного ребенка, обещал себе сдерживаться до последнего и пролиться Дженевив на живот. Но в этот момент она, еще слегка подрагивая от наслаждения, открыла глаза, полные настоящей женской любови, и улыбнулась. Ричард не смог сдержаться – извергся в шелковые глубины, проклиная себя за слабость.

Не выходя из нее, Ричард перекатился на спину, прижимая любимую к себе. Ему не хотелось терять с ней связь ни на секунду. Эта призрачная близость, кажущаяся взаимность могли ускользнуть, не оставив и тени, и он отчаянно цеплялся за возможность их продлить.

Дженевив смотрела на него, и солнце искрилось в ее волосах, перепутанных с сухими стебельками травы. Глаза ее сверкали, на губах блуждала блаженная улыбка. Она была само изящество – тонкая, как тростник, нежная, как паутинка. Истинная драгоценность.

Ричард смежил веки, ожидая, пока сердце прекратит свой дикий галоп. Любовь к Дженевив захватывала его, была всеобъемлющей, подчиняла каждую клетку тела. Это было непривычно и пугающе, но заставляло постоянно хотеть большего.

Дженевив шевельнулась, пытаясь высвободиться, но Ричард не позволил ей этого. Он не хотел, чтобы она двигалась или говорила, ведь это будут новые упреки или напоминание о разделявших их барьерах. Пусть мир катится в тартарары, но тут, в полутемной конюшне, пусть царит настоящая любовь.

Настоящая любовь… в конюшне…

Должно быть, он сошел с ума!

– Милая, – шепнул Ричард, стряхивая с себя сладкую негу. Он перекатился на бок.

– Что? – чуть сиплым голосом спросила Дженевив, небрежным движением отбрасывая с лица волосы.

– Мы в конюшне, – заволновался Ричард.

– Ты думал, я не знаю? – нахмурилась Дженевив, словно подвергая сомнению его здравомыслие.

– А если кто-то войдет? Вдруг нас слышали? – Его охватило ужасное предчувствие. – Где, черт возьми, Уильямс?

Дженевив приподнялась на локте, изучая его. Ричард хмурился, и это показалось ей забавно. Кажется, он уж слишком печется о ее репутации.

– Уильямс обучает Джорджа верховой езде, – ответила она. – Пару часов их точно не будет.

Ричарда это ничуть не успокоило. Он проклинал свою несдержанность. Это же надо: проснулся и сразу же набросился на бедную девушку, не заботясь о последствиях! Ричард вскочил и застегнул брюки. Одной пуговицы не хватало. Дженевив наблюдала за ним, улыбаясь. Ей казалось забавным, что Ричард так суетится. Лондонский повеса, пытающийся скрыть свое прелюбодеяние.

– Откуда это волнение, сэр Ричард? – поддразнила она. – Волнуешься за свою репутацию?

– Я беспокоюсь за твою репутацию, милая, – не поддаваясь на шутливый тон, отозвался Ричард.

Он принялся озираться. Смятый темный ком, слабо напоминавший безупречную верхнюю одежду, валялся в углу у стены. В кармане нашлись часы. Они показывали половину десятого.

– Ты очень мил, – тихо сказала Дженевив.

– Мил? – Ричард изумился. – Я?

Дженевив села и принялась оправлять платье.

– Да, ты очень мил. – Она смотрела с вызовом, но в глазах плясали искорки смеха.

– Я бываю очень разным, миледи. – Ричард хмыкнул и сложил руки на груди. – Но уж точно не милым.

– Перестань хмуриться и поцелуй меня. – Дженевив внезапно вскочила и схватила его за руку.

Ошеломленный, Ричард смотрел на нее. Он ожидал, что она будет жалеть о содеянном, что раскаяние подтолкнет ее к новым обвинениям в его адрес, однако она… заигрывала!

Неужели Дженевив больше не ненавидит его?

– Значит, ты на меня не сердишься?

– Ну, полного прощения не жди, – предупредила Дженевив. – Однако сердиться на тебя… Сейчас? Точно нет!

– Но ты все равно считаешь меня обманщиком. – Ричард осторожно привлек Дженевив к себе. – И готова целовать меня и дальше?

– Видимо, я слегка повредилась рассудком, – ответила девушка, пожимая плечами.

Ричард коснулся ее подбородка. Доверчиво, как ребенок, она закрыла глаза, ожидая поцелуя. Это было так прекрасно – знать, что в любимой женщине нежность к тебе заслоняет все дурные мысли и эмоции. Ричард поцеловал Дженевив осторожно, как будто впервые делал это, и отстранился.

– Вот видишь? – пробормотала еле слышно Дженевив. – Ты ласковый и милый.

Ноздри Ричарда раздулись от возмущения.

– Это доказывает, что ты совершенно не разбираешься в мужчинах.

– Возможно, – задумчиво произнесла Дженевив и прищурилась. – Пусть я не разбираюсь в мужчинах, зато я точно начинаю разбираться в тебе.

– И ты думаешь, что я злодей, которому надо срочно убираться в Лондон, – напомнил ей Ричард.

Она рассмеялась.

– Да, ты ужасный злодей. Но насчет Лондона я готова поспорить, ведь у тебя наверняка есть пара веских аргументов не ехать.

– Какие же? – Ричард понимал, что надо срочно отправить Дженевив в дом, пока их никто не видел, но любопытство оказалось сильнее.

– Например, ты божественно целуешься.

Божественно? Ричард поймал себя на том, что слегка приосанился.

– Только целуюсь?

Она покраснела: интригующая смесь чувственности и неопытности.

– Не только. Перестань напрашиваться на комплименты!

Он улыбнулся, а затем посерьезнел.

– Скажи, милая, почему ты так просто отдалась мне?

По мере того как молчание затягивалось, Ричард начал жалеть о заданном вопросе.

Дженевив колебалась. Она не могла сказать, что под маской разглядела совсем другого Ричарда Хармзуорта. Дженевив долго гнала прочь хорошие мысли на его счет, но они взяли верх. Ей почему-то не хотелось признаваться в этом мужчине, которого она, кажется, успела полюбить. Он слишком долго лгал ей.

– Прости, я зря спросил.

Дженевив вздохнула.

– Ты постоянно пытаешься залезть мне в душу.

Ей было трудно ответить на вопрос Ричарда. Если прошлой ночью ею могли руководить любопытство и нервное потрясение, которое она перед этим пережила, поиск утешения, по крайней мере, то теперь она действовала лишь на основании инстинкта. Страсть подсказала ей, что нужно делать.

– Это потому, что ты все время отгораживаешься. Я пытаюсь понять тебя, – пояснил Ричард. – Прошлой ночью ты была в ярости.