– Оставь меня в покое! – Она уронила голову на колени и закрыла ее руками.

– Не могу, – признался Ричард.

Он почесал заросший щетиной подбородок. Ему просто необходимо было побриться и хорошенько вымыться. Но чистая совесть была куда более необходима.

– Так почему ты плакала?

– С чего ты взял, что я стану делиться своими несчастьями с негодяем и мошенником вроде тебя?

– Я бы попытался помочь.

– Ты бы помог мне, убравшись в Лондон.

Ричард вздохнул. Он вытянул вперед ноги и задумчиво оглядел помещение. Солома была свежей, но ее запах не заглушал запахи навоза и конского пота. В воздухе поблескивали паутинки. Он снова чихнул.

– Не могу я уехать.

Дженевив подняла голову и посмотрела на него опухшими глазами.

– Ненавижу тебя.

У него сжалось сердце, но лицо осталось невозмутимым.

– У тебя есть на это все основания. Ты плачешь из-за меня?

– Вот еще!

Возмущение в ее голосе понравилось Ричарду. Это было лучше, чем горе и отчаяние.

– Хорошо. – Он сделал паузу. – Тогда из-за кого?

Дженевив часто заморгала, стараясь сдержать подступившие слезы. Мокрые ресницы, припухшие губы, чуть розовый кончик носа – все это делало ее похожей на беззащитного ребенка. Ричард вновь испытал желание прижать ее к груди и погладить по голове.

– А разве тебе есть дело до моих слез? – Она шмыгнула носом. – Тебя ведь интересует лишь то, что выгодно тебе…

– Не трудись меня обличать. Я еще помню, что ты считаешь меня эгоистом, – усмехнувшись, перебил Дженевив Ричард. – Но я волнуюсь за тебя. Скажи, что случилось. Ты же знаешь, я упрям и добьюсь ответа.

На самом деле он вовсе не был уверен, что на Дженевив можно давить. Она была своенравной и упертой, рьяно охраняла свои интересы. Однако теперь, расстроенная, потерянная, она не казалась такой уж независимой. Ричард чувствовал: она хочет открыться.

– Отец настаивает на браке с лордом Невиллом, – выпалила Дженевив.

– Да он с ума сошел! – изумился Ричард. – Разве он не знает, что произошло вчера после приема.

– Папа не хочет ничего слышать. Я просила не пускать лорда Фэрбродера на порог, а он заявил, что все мои обвинения – вздор. – Она вздохнула.

Как же невыносимо было сидеть рядом, но не иметь возможности обнять ее, утешить! Ричард просто сходил с ума. Решение проблемы почти сложилось в глубине его сознания, но он не был готов облечь свою безумную идею в слова. К тому же Дженевив вряд ли станет его слушать.

– Отец не поверил, что Фэрбродер напал на тебя прямо в экипаже? – уточнил он.

Тонкая шея девушки судорожно дернулась.

– Нет. – Она всхлипнула. – Он заявил, что это клевета на благородного человека.

Ричард насупился.

– Что ж, отцу придется поверить тебе, потому что я намерен рассказать ему правду. Он не должен жить в выдуманном мире, всякий раз забывая об интересах родной дочери.

Он попытался встать, но Дженевив схватила его за руку.

– Не надо!

От ее прикосновения по руке Ричарда прошла горячая волна.

– Может, ты думаешь, что он не станет слушать меня, потому что я самозванец?

Она покачала головой.

– Я не рассказала отцу, кто ты. Он и так натерпелся…

– Натерпелся… – повторил Ричард.

То, что девушка так щадила чувства отца, было похвальным и немного… наивным. Викарию давно следовало раскрыть глаза, но Ричард не мог сделать это против воли его дочери.

Что ж, если мистер Барретт не знает его настоящего имени, нет нужды ночевать в конюшне. Это значительно облегчало Ричарду задачу.

– Ты же помнишь, каким потрясением для отца стало нападение грабителей в тот день в библиотеке? – почти умоляющим тоном произнесла Дженевив.

Он вздохнул, подавляя раздражение. То, как эгоистично викарий относился к единственной дочери, невероятно злило его. Мистер Барретт ценил свой комфорт превыше всего и порой ставил на карту недопустимые вещи: репутацию Дженевив в ученых кругах, ее руку и сердце…

– Но твой отец должен знать правду. Нельзя жить иллюзиями.

– Если ты вступишься за меня и обвинишь лорда Невилла, он может неверно истолковать твои слова, – взмолилась девушка. – Вчера после нападения мы оба пропали… Отец может подумать, что мы с тобой… мы…

– Я сделал все, что мог, чтобы защитить твою репутацию. Отправил записку к герцогу – просил его поговорить с викарием. Кэмерон сообщил твоему отцу, что я проводил тебя до дома, а сам незамедлительно вернулся в Лейтон-Корт.

Дженевив горько усмехнулась.

– Благодарю за заботу. Но твоя предусмотрительность ничуть не меняет мое отношение к тебе. Я настаиваю, чтобы ты уехал. Подвеску не получишь – ты от нее отказался. Не хочу больше тебя видеть… Ты сделал все, чтобы уничтожить все то хорошее, что было между нами.

Ричард потер виски. Он чувствовал досаду.

– Дженевив, я же сказал: я не уеду, пока ты нуждаешься в защите.

– О, на случай нападения у меня есть пистолет!

– При себе?

Она помолчала.

– Нет.

– А вот я не храню свой пистолет в ящике стола, как ты. Я готов к решительным действиям, если Фэрбродер сделает первый шаг.

Внезапно Дженевив расплакалась. Ричард в ужасе смотрел на нее.

– Милая, не плачь, – простонал он. – Я не могу видеть твои слезы.

– Оставь меня в покое! – Дженевив закрыла лицо руками.

– Милая, клянусь, я все исправлю! – Ричард коснулся ее плеча.

Она отпрянула и уставилась на него заплаканными глазами, но он не понял, что она хотела сказать таким взглядом.

В Лондоне Ричард слыл отчаянным повесой. Ему не составляло труда усыпить бдительность любой женщины, убедить ее в своей неотразимости, уговорить на любые шалости. Однако в отношениях с Дженевив его опыт и самоуверенность обратились в прах, его слова и действия постоянно встречали сопротивление.

Они с минуту смотрели друг на друга. Потом Ричард привлек девушку к себе. Она не стала противиться, чем изумила его. Наоборот, прижалась к его плечу, слабо всхлипывая и позволяя гладить себя по волосам, шептать утешительные слова.

Словно величайшую драгоценность, Ричард обнимал Дженевив – внутри у него все пело от восторга. Никогда прежде он не чувствовал себя счастливым лишь от возможности утешать и обнимать женщину.

Ее волосы пахли цветами и осенним лесом, казались мягким шелком. От того, как доверчиво она льнула к нему, томительно сжималось сердце. И в этот момент Ричард Хармзуорт сказал себе, что никого не сможет любить так, как любит Дженевив Барретт.