class="p1">Повсюду мелькали магические круги и пентаграммы, служившие бесспорным подтверждением верований и стремлений обитателей этого мерзкого логова. В подвале обнаружилось нечто престранное – куча слитков чистого золота, беспечно прикрытая мешковиной, и на сверкающей поверхности каждого из них были те же тайные знаки, что и на стенах. Косоглазые ублюдки, сыпавшиеся изо всех щелей, не оказали полиции почти никакого сопротивления. В отсутствие каких-либо существенных доказательств пришлось оставить все как есть, но капитан полицейского участка отправил Сайдему уведомление, предложив тому впредь пристальнее следить за благонадежностью своих нанимателей и протеже ввиду растущего общественного недовольства.

V

Затем пришла пора июньской свадьбы, и та произвела настоящий фурор. К полудню весь Флэтбуш был охвачен весельем, и украшенные флажками автомобили заполонили улицы близ старинной голландской церкви, где для защиты от солнца соорудили навес от дверей до самой дороги. По масштабу и элегантности свадьба, устроенная Сайдемами и Герритсенами, превзошла все остальные местные торжества, и хоть процессия, сопровождавшая невесту и жениха к пристани Канард, состояла не из самых видных представителей общества, но имена всех ее участников можно было найти в светском календаре. В пять часов прощания завершились, и громоздкий лайнер, покинув причал, медленно развернулся носом к открытому морю, отдав буксирный трос, и направился в бескрайний океан, навстречу чудесам Старого Света. К вечеру корабль оставил позади внешний рейд, и неспящие пассажиры наблюдали за звездами, мерцавшими в небе над чистыми водами.

Никто не мог сказать, что первым привлекло всеобщее внимание – гудок грузового парохода или крик. Возможно, они послышались одновременно, но смысла разбираться в этом не было. Крик раздался из каюты Сайдема, и выбивший дверь матрос мог бы рассказать о том, что за ужасное зрелище он увидел, если бы не обезумел, так как вопли его были куда громче, чем крики жертв; затем он с глупой ухмылкой принялся носиться по всему кораблю, пока его не изловили и не заковали в наручники. Корабельному врачу, вошедшему в каюту следом и спустя мгновение включившему свет, удалось сохранить рассудок, но он никому не сказал об увиденном и лишь спустя немалое время изложил все в письме, отправив его Мэлоуну в Чепачет.

Произошло убийство – жертвы были задушены, но тогда ему не было нужды упоминать о том, что отметины когтей на горле миссис Сайдем не могла оставить рука ее мужа или любого из живущих людей, как и о том, что на белой стене на миг промелькнули мерзкие красные письмена, позднее воспроизведенные им по памяти и значившие не что иное, как вселявшее ужас халдейское имя «ЛИЛИТ». Тогда не стоило говорить о них, ведь исчезли они так же быстро, как и появились; что же до Сайдема, то, по крайней мере, врачу удалось удержать остальных за дверью каюты прежде, чем самому делать какие-то выводы. В письме он недвусмысленно давал понять, что не смог разглядеть это существо. Еще до того как он включил свет, открытый иллюминатор застило нечто фосфоресцирующее, и снаружи в ночи послышалось подобие дьявольского хихиканья, но он не увидел даже силуэта. В качестве доказательства доктор приводил тот факт, что до сих пор не сошел с ума.

Вслед за этим всеобщее внимание привлек грузовой пароход. С него спустили шлюпку, и ватага темнолицых нахальных головорезов в офицерской форме поднялась на борт временно остановившегося кьюнардского лайнера. Они потребовали выдать им Сайдема или его тело – им было известно, что он отправился в путешествие, как и то, что он должен был умереть. Капитанская палуба в этот момент напоминала сумасшедший дом, так как в какой-то промежуток времени между заявлением судового врача и требованием, выдвинутым людьми с трапа, растерялись даже самые здравомыслящие и хладнокровные моряки. Внезапно возглавлявший шайку незваных гостей араб с гнусной негроидной гримасой вытащил грязный смятый лист бумаги и протянул его капитану. На нем стояла подпись Сайдема, а слова этого необычного сообщения были следующими:

«При условии моей внезапной смерти или необъяснимого несчастного случая, произошедшего со мной, прошу передать меня или мое тело в руки подателя сего документа и сопровождающих его лиц. От неукоснительного выполнения этой просьбы зависит все – как для меня, так и для вас. Разъяснения будут даны позже, а теперь не подведите меня.

Роберт Сайдем».

Капитан и доктор переглянулись, и последний что-то шепнул первому. Наконец, они с довольно беспомощным видом кивнули в знак согласия и направились в сторону каюты Сайдема. Врач посоветовал капитану отвести взгляд, открывая дверь и пуская внутрь чужеземных моряков; с облегчением он вздохнул, лишь когда после необъяснимо долгих приготовлений они наконец покинули помещение со своей ужасной ношей. Тело было спеленуто простынью из каюты, и доктор был рад тому, что под ней нельзя было разглядеть черты покойного. Каким-то образом чужакам удалось перенести тело через борт на шлюпку и убраться на свой пароход, не раскрывая тела. Лайнер снова набрал ход, а врач и корабельный гробовщик вернулись в каюту Сайдема, чтобы по возможности привести в надлежащий вид тело его супруги. И снова доктор был вынужден безмолвствовать и даже скрывать правду, так как они стали свидетелями кошмарного зрелища. Когда гробовщик спросил его, зачем он выпустил всю кровь из тела миссис Сайдем, он не стал утверждать, что непричастен к этому, как не стал и указывать на пустую полку, где раньше стояли бутылки со спиртным, от первоначального содержимого которых, судя по запаху из раковины, в спешке избавились. Карманы этих людей – если они вообще были людьми – предательски топорщились, когда они покидали судно. Двумя часами позже по радиосвязи всему миру сообщили о страшной трагедии, опустив ее подробности.

VI

Тем же июньским вечером, ничего не зная о том, что тем временем происходило в море, Мэлоун сбивался с ног, рыща по закоулкам Ред Хука. Внезапное брожение охватило весь район, и его обитатели, словно получив некий исключительно важный сигнал по сарафанному радио, в ожидании сгрудились у старинной церкви и домов на Паркер-Плейс. Только что исчезли трое детей из норвежских семей, живших у канала Гованус, и все твердили о том, что те из викингов, что покрепче, уже собираются в мстительную толпу. Мэлоун неделями пытался убедить начальствующих лиц в необходимости проведения всеобщей облавы, и вот, в конце концов, побуждаемые причинами более близкими их обывательскому мышлению, нежели догадки дублинского мечтателя, они согласились нанести решающий удар. Решающим фактором стала угроза массовых беспорядков, и практически к полуночи для рейда к Паркер-Плейс и в окрестности стянулись силы трех участков. С петель слетали двери, всех подозрительных бродяг задерживали, и под натиском полицейских комнаты, освещенные лишь свечами, изрыгали невероятное количество разносортных чужеземцев в узорчатых одеждах, митрах и прочем мистическом убранстве. Множество улик пропало во время борьбы, так как некие предметы злодеи торопливо сбрасывали в неизвестно откуда взявшиеся колодцы, а предательские запахи тонули в едком аромате зажженных в спешке благовоний. Но брызги крови были повсюду, и Мэлоун с отвращением вздрагивал, увидев жаровню или алтарь, что все еще курились дымом.

Ему хотелось везде успеть, и он решил остановиться на полуподвальной квартире Сайдема, лишь узнав от связного, что ветхая церковь совершенно пуста. Он заключил, что в той квартире должны находиться улики, связанные с сектой, лидером которой, несомненно, являлся престарелый оккультист, и потому с упоением переворачивал вверх дном комнаты, где чувствовался слабый запах плесени и мертвечины, и рассматривал странные книги, инструменты, золотые слитки, склянки с притертыми пробками, разбросанные как попало. Вдруг тощая черно-белая кошка скользнула у него между ног, и он споткнулся, опрокинув мензурку, наполовину заполненную какой-то красной жидкостью. Тогда он сильно испугался и до сих пор не уверен в том, что видел в действительности, но ему все еще снится, как чудовищно исказился облик поспешно скрывающейся кошки.

Наконец он добрался до запертой двери, ведущей в подвал, и огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы выбить ее. Поблизости стоял тяжелый табурет, чье сиденье было куда прочнее старых досок. Сперва они треснули, а затем подалась и дверь, ломаясь с другой стороны; завыл