Услышав мотор, каждый раз сбегали с дороги, прятались в лесу, потом опять выбирались на асфальт и продолжали путь. Когда увидел первый придорожный дом, Лаки готов был его расцеловать.

Кузнецово превратилось в перевалочную базу для множества сталкеров и скупщиков хабара, можно было переночевать и здесь, но Лаки предпочитал не рисковать – а вдруг его кто-то узнает и доложит Брюту?

Улицы здесь освещались скудно, люди предпочитали сидеть по домам или по барам, а не шастать туда-сюда, и Лаки с Ночкой пошли дальше не таясь. Она взяла Лаки под руку, он возражать не стал.

Возле фонаря Ночка остановилась и сказала, оглядывая Лаки с головы до ног:

– Мы с тобой грязные, как шахтеры, нас ни один таксист в машину не пустит. Есть у тебя щетка?

– Откуда?

– Салфетки?

– Только туалетная бумага.

– Снимай рюкзак, доставай, будем чистить перья. Сначала – ты меня, только тщательно.

И правда, как шахтер, – черные руки, лицо испачкано, земля в волосах, на куртке, штаны так вообще… Лаки потер ее лоб свернутой в несколько слоев бумажкой.

– Грязь засохла, не везде отходит, будем надеяться, что таксист не заметит, какие мы свиньи.

– Ага, – проговорила Ночка, оттирая его куртку. – Хорошо, одежда такая, что грязи почти не видно. Если что, сиденья спальниками застелем… Ох, ну и угваздался ты!

Лаки развел руками:

– Нашла проблему! После того что я пережил, это фигня на постном масле, пошли уже.

Оставив после себя кучу бумажных катышков, они зашагали дальше мимо домов с зашторенными окнами. Собаки бесновались за калитками, бросались на заборы. Черная кошка выбежала на середину дороги, замерла, глядя на людей.

– А ну брысь! – топнула Ночка, и проклятая животина, вместо того чтобы испугаться и повернуть назад, пулей пролетела перед ними и скрылась в кустах.

Лаки не верил в приметы, но сейчас ему стало не по себе, и он счел произошедшее плохим знаком. Стоило подумать о завтрашнем дне, и настроение портилось.

Прямая дорога уходила вдаль, из окон одноэтажных домов лился свет, сулящий тепло и покой. Навстречу выехала стайка подростков на велосипедах, с гиканьем пронеслась мимо. С диким ревом, извергая клубы синего дыма, пронеслась «копейка» – Лаки дал дорогу дураку, прижавшись к забору, Ночка повертела пальцем у виска. Напротив переулка машина завизжала тормозами, ее занесло, но в поворот она все-таки вписалась.

– Может, тут остановимся? – Ночка подняла брови «домиком» и махнула рукой на двухэтажный отель, яркий, как новогодняя елка.

– Я бы с радостью, но лучше не рисковать.

Миновали отель, Лаки с тоской проводил взглядом светящуюся вывеску с названием – «Отдохника», подавил желание развернуться. Впереди появилась машина, ослепила дальним светом, но водитель оказался корректным и включил ближний. Только когда старенький «опель» поравнялся с Лаки, он разглядел шашечки такси и запоздало махнул рукой.

Водитель сдал назад, опустил стекло и крикнул:

– Ща, падажды, я назад эду!

Лаки встал в тень фонаря, на всякий случай снял рюкзак, приобнял Ночку за талию, чтоб все думали, что они пара. Такси выехало на световое пятно возле «Отдохники», из машины вылез мужчина в камуфляже, в черной шапке, вытащил рюкзак из багажника и пошел к отелю. Машина развернулась и подъехала к Лаки и Ночке.

– Куда вам эхат? – с явным кавказским акцентом спросил таксист.

Через полуопущенное окно машины лица его не было видно, но Лаки представил носатого грузина с золотым зубом, в кепке-«аэродромке».

– В Одинцово сколько возьмешь?

– Один тисача.

– Нормально, – сказала Ночка.

Таксист заглушил мотор, выскочил из машины. Это оказался рыжий, светлоглазый парень вполне славянской наружности в коричневом свитере и замызганных джинсах. Он распахнул багажник:

– Давай рукзак суда.

Лаки стало не по себе – там же снайперка, – но колебался он лишь секунду, «Штайр»-то при нем. Определив рюкзак в багажник, он открыл заднюю дверцу Ночке, сам уселся рядом, похлопал водителя по плечу и протянул «тисачу»:

– Возьми, так тебе спокойней будет, район-то… странный.

Конечно же, таксист знал, кого возит в такие места, догадывался, что люди эти вооружены, опасны и с головой не всегда дружат, и сейчас светился от счастья, что бог ему послал влюбленную парочку.

– Куда в Адынцов? – спросил он, трогаясь с места.

– У тебя телефон с Интернетом? – поинтересовалась Ночка и сразу же добавила: – Если найдешь нам квартиру у частника, а не отель, еще пятьсот рублей заплатим.

– Мой тетка сдает, но в Лэсной городок.

– Пойдет, это совсем рядом. Звони, спрашивай, сколько возьмет за двое суток. Потом если что, доплатим.

– Дьве тисача, дьве комната.

– Полторы, и заселяемся.

– Сичас пагаварит.

Таксист, не останавливаясь, набрал нужный номер и долго бормотал на своем языке, обернулся:

– Тисача симсот, и все.

– Договорились. Едем туда.

Ночка зевнула, положила голову на плечо Лаки и закрыла глаза. Таксист попался словоохотливый:

– Ви в Зона ходыл? Откуда к нам приехать?

«К нам» Лаки развеселило, и он почти не соврал:

– Из Костромы. Долго деньги копили, чтоб приехать, Зону посмотреть.

– И как вам наш Зона?

В игру включилась Ночка, выпучила глаза:

– Ужасно! Аномалии на каждом шагу, и не увидишь их, но это ерунда! А вот мутанты… С проводником еле спаслись от чудища – вроде собака, но лысая и с копытами, а морда почти человечья. А как оно стонет, – Ночка закрыла лицо ладонями.

– А я бы еще побродил, – проговорил Лаки мечтательно.

Таксист щелкнул языком:

– Нэ ходыл туда и нэ хожу, жизн люблу.

Дальше ехали молча, Лаки смотрел на мелькающие за окном фонари, дома и наполнялся теплом, как и его замерзшие ноги. Он уже несколько раз простился со всем этим, и вот он снова дома! И есть шанс, что получится освободить Юлю без риска получить пулю в голову. Все-таки его везение распространяется и за пределами Зоны. Он скосил глаза на девушку, дремлющую на его плече. Красивая, но чужая и непонятная.

Он сомкнул веки и представил, как обнимает Юлю и кается, рассказывает, через что ему пришлось пройти ради нее. Всю дорогу он придумывал все более веские слова и оправдания. Она должна выслушать и простить, но даже если нет… Если нет, жизнь его расколется надвое, он не смирится и завоюет ее заново, перепрыгнет через голову. Если понадобится, потратит на это год, два, десять лет, потому что Юля – особенная, идеальная. Она – само совершенство: и красивая, и понимающая, и мудрая. Что она была с ним этот месяц – уже счастье.